Дмитрий Пригов - Места

Понятно, что ожидаются большие перемены. Видимо, к лучшему.

Оглядываюсь. Представляю, как медленной кильватерной колонной, выплывая из того же невразумительного серого пространства, неумолимо пойдут поливальные машины с фонтанами взлетающей воды. И все мгновенно превратится в непроходимую, всхлипывающую, жидкую, склизкую и затягивающую грязь.

— Брр, — произношу я, и меня всего прямо-таки передергивает.

Я поспешаю удалиться. Непонятно, куда.

Какая-то мелкая пригородная станционная диспетчерская. Очевидно, я распределяю, развожу по многочисленным пересекающимся путям и разъездным тупикам поезда, следующие в различных направлениях. Я сижу за столом и в огромном разлинованном журнале отмечаю прибывающие составы. Они подходят ко мне почти вплотную, обдавая гигантскими клубами дыма, поскольку рельсы проложены буквально у самого стола, чуть не задевая его. Я поначалу вздрагиваю при каждом новом подходящем составе, но потом, чуть привстав и перевесив через стол голову, отмечаю — рельсы проложены таким образом, что даже выступающие за них бока поездов все равно не могут коснуться стола. Все точно рассчитано. Это окончательно успокаивает меня.

— Они же не машины, в сторону от рельс не отбегают, — резонно замечаю я вслух, отмечая в журнале очередное прибытие. Этот последний поезд почему-то вдруг издает необычайно громкий сигнал, и все мгновенно заволакивается серым маревом.

Дым рассеивается. Я случайно поворачиваю голову в сторону, к боковому окну своего дощатого помещения, и сквозь него замечаю внизу в крохотном, видимо, всего на два столика, пристанционном кафе знакомую. Она сидит с матерью. А мать достаточно молода, отмечаю я. Знакомая замечает меня и кивает головой. Мать тоже взглядывает в мою сторону и с улыбкой, несколько даже церемонно, раскланивается. Я отвечаю сдержанным, но значимым поклоном.

В это время вдали, уже перед собой, в открытое пространство отсутствующей передней стены, я вижу на удаленной автобусной остановке ту же самую свою знакомую. Ну, буквально ту же самую. Снова обращаюсь вбок и вижу ее сидящую за столом. Несколько раз поворачиваясь туда и сюда, я вижу ее то в кафе, то на остановке в автобусе. Вернее, и в кафе, и на остановке одновременно. Причем я отлично понимаю, что это не просто девушка, похожая на мою знакомую, и даже не двойник, но именно она сама в двух лицах. Знает ли о том она? В качестве первоначальной и настоящей, так сказать, отчетной, все-таки принимаю сидящую в кафе за столиком. Именно ту, которую и обнаружил первой. Она снова вполне невинно улыбается мне.

Связываюсь с ней по мобильному телефону. Она отвечает. Я говорю:

— Не бросай трубку. Подожди, — а сам кидаюсь из-за своего диспетчерского стола к той, дальней, на автобусной остановке. Теперь уже она, склонив голову вбок, замечает мое присутствие, но не делает ни малейшего движения, выказавшего бы испуг, либо желание объяснить что-либо. Свое приближение я вижу именно с ее точки зрения. То есть наблюдаю нарастание своей знакомой фигуры. Знакомой по отражению в зеркале, отмечаю я про себя. Но очень уж знакомая фигура!

Когда я совсем близко подбегаю ко второму воплощению моей приятельницы (это все уже с возвращенной в мое собственное тело точки зрения), она спокойно поднимает голову. И тут я вижу, что лицо ее светится нестерпимой яркостью, с некой неодолимой силой. Я опускаю глаза и все понимаю.

Я стою достаточно долго и все, все понимаю.

Огромное незнакомое помещение. Как всегда, прежде всего быстрым взглядом окидываю пространство. Оно немалое и уставлено большими прямоугольными, ничем непокрытыми столами — то ли столовая, то ли зал для каких-то официальных мероприятий. Ровный гул голосов.

— Понятно, перерыв, — понимаю я, оглядывая соседей по столу. Вернее, соседок.

Две незнакомые девушки сидят справа и слева от меня. Сам же я нахожусь в торце стола. Девушки весьма аккуратные и вполне симпатичной внешности. Я с удовлетворением отмечаю это про себя.

И тут оказывается, вернее, я обнаруживаю, что с невероятным видимым усилием запихиваю в себя огромный бутерброд, набитый листами салата, луком, чем-то еще, и смазанный какими-то соусами и помазками. Все это чудовищного размера, не влезает в рот, некой вязкой, неприятной, неопрятной на вид массой вываливаясь по сторонам бутерброда и падая на стол. Мне несколько неловко. Вернее, даже очень неловко.