Дмитрий Пригов - Места

Возвращаюсь в комнату, снова ложусь на кровать и несколько успокаиваюсь. Мимо шаркая проползает низкорослая женщина, оборачивается на меня с весьма ханжеским выражением лица. Она чуть-чуть кривит в усмешке рот и замечает:

— Да, неплохой у нас стриптиз, — у кого это у нас? По выражению ее лица и интонации понимаю, что она знает о моем кухонном проступке. Мне неприятно. Стыдно. Я хочу одеться, оглядываюсь в попытке отыскать свою одежду. Очевидно, она разбросана по всей комнате, но я нигде не могу ее заметить.

Тут замечаю, что моя кровать отодвинута от стены и за ней обнаружилась открытая дверь в соседнее помещение. Крупные обветренные люди, как будто только что с морской или нефтяной вахты в ватниках и с сиплыми голосами, огибая кровать с двух сторон, протискиваются сквозь эту дверь в дальнюю комнату.

Я пытаюсь выяснить, в чем дело. Люди же, не обращая на меня никакого внимания и нисколько не стесняясь моим присутствием, проникают в соседнее помещение, ступая огромными грязными сапогами уже прямо по моей кровати.

Каким-то образом выясняется, что за этой дверью официальный зал приемов, и он сдан некой достаточно крупной фирме. Люди озабоченно ходят, внося и вынося многочисленные стулья, скатерти, посуду и кушанья. От неловкости всего происходящего и предыдущего моего поступка я исполняюсь истерической требовательности. Прошу, требую показать мне организаторов. Люди машут рукой куда-то в сторону двери, распахнутой прямо на улицу. В сад. Выхожу и вижу группу таких же грубых и обветренных вахтовиков, но одетых все-таки поприличнее — на некоторых костюмы и даже галстуки. Они стоят группами, спиной ко мне, обмениваясь, видимо, какими— то тупыми, как мне представляется, шутками, так как временами все вскидываются в громком несимпатичном смехе. Я брожу за их спинами, пытаясь добиться у отдельных из них хоть каких-то разъяснений, но они не обращают на меня никакого внимание. Наконец, я вычленяю из всего этого грубого и неприятного скопления людей вроде бы самого главного, одетого в серый тесный костюм, при галстуке и шляпе.

— Это частное жилище, — кричу я ему, — вы не имеете права. Я буду жаловаться! — Кому жаловаться? Кто я здесь такой? Что за ситуация? Чей я гость в этой квартире? Где хозяева? Но меня уже несет. — Вы ответите за это! —

— Я тебе сейчас отвечу, — нагло и угрожающе отвечает он. И отворачивается. Я понимаю, что мой полуодетый вид вполне нелеп и что я никому ничего не докажу. В это время сзади подходит некто и, умиротворяя меня, сообщая тихо, на ухо, чтобы никто не слышал:

— Все улажено, мы договорились. В двенадцать расходятся.

Я успокаиваюсь, воспринимая это как свою победу.

Какие-то многочисленные и занимательные блуждания по неведомым городским местам, которые я отмечаю про себя (во сне же) как примечательные и которые, проснувшись (тоже решаю во сне) непременно нужно записать. Наконец, я попадаю во двор своего дома. Правда, он нисколько не напоминает ни один из тех, в которых я проживал за всю свою жизнь. Неважно.

В дальнем торце замечаю огромное серое скопление людей и мелкое постоянное мельтешение. Подхожу и вижу, что из двери, ведущей в подвал, по немногим, но крутым ступенькам, осторожно, приседая и пригибаясь наверху и высоко вздымая руки внизу, чтобы выдержать горизонтальное положение, на бесконечных носилках выносят многочисленные тела убитых. Порезанных.

Именно так — порезанных, а не застреленных там, или взорванных. Каждый вынос я провожаю долгим взглядом, прослеживая до грузовой машины, куда их помещают. Она стоит с открытым задним бортом. Носилки загружают туда в несколько рядов, то есть уже одни на другие. Так много жертв.

Все это являет собой прямо-таки ослепительную картину ярко-красных пятен крови на фоне белого снега. Да, да, сияющий снег, белые одежды санитаров и врачей, белые же простыни, укрывающие тела и безумно красная кровь, проступающая сквозь покрывала и рассеянная каплями по снегу. Все таинственно освещается голубоватыми вспышками многочисленных санитарных и милицейских машин. Люди суетятся и страшно озабочены, так что некого и расспросить о случившемся.

Сбоку у ближайшего подъезда, на месте доски объявлений замечаю некие проецирующиеся бледные, постоянно сменяющиеся, слайды, на которых демонстрируется информация о произошедшем. Подхожу. Слайдов, видимо, немного, штук пять или шесть, так что они все время возвращаются, и я успеваю их просмотреть. На первом изображена ничем не примечательная группка людей, в центре которой находится пожилой румяный мужичок с растрепанной бородой и в нелепом косоватом армяке. В него утыкается указательная стрелка на экране. Из неясных пояснений за-экранного голоса я понимаю, что это лидер какой-то неконвенциональной тайной религиозной группы, результатом деятельности которой и стало нынешнее побоище в подвале моего дома. Сбоку подваливает группа несуразных, несуразно же обряженные людишек. Один из них, напоминающий того самого мужика на экране, но помельче и с бородкой пореже, загораживая собой слайды и изгаляясь, начинает что-то объяснять про лживость данного официального информационного сообщения. Он все время подхихикивает и подергивается, словно почесывается, и хитровато взглядывает на своих спутников-соратников. Я оглядываюсь, присматриваясь к остальным.