Ринат Валиуллин - Безумие [litres]

– Ты что? Больно же.

– Ты тоже почувствовал эту боль? С некоторыми необходимо быть жёстче. Иначе они на шею сядут. И куда потом ты будешь меня целовать?

– Я найду место для парковки своих губ, не волнуйся, – всё ещё потирал я щёку.

Именно после этого и началось, всё пошло наперекосяк не только дома, но и на работе.

Бортовые самописцы фиксировали последние минуты жизни из биографии дровосека. Артур беспомощно лупил топором дверь, выбивая из себя Раскольникова. Он писал книгу о своём славном творчестве, он крутил круглое колёсико радио, проезжая курсором города, выдавленные за стеклом приёмника, словно они проплывали за окном. В каждом городе своя музыка, своя цитата для своего сникерса с арахисом. Всё это было похоже на какую-то компьютерную игру, где все хотят выиграть, если не получилось в жизни.

Дни шли на цыпочках, то забирая меня целиком и полностью, то чураясь меня, с желанием пролететь по-быстрому. Будто увидели в толпе знакомое лицо, но сделали вид, что не заметили. Впрочем, я их тоже часто не замечал. То вовсе останавливаясь на обочине в ожидании своего номера автобуса. Чтобы заступить на вахту вовремя в свой назначенный день, чтобы наступить на всех, простоять 24 часа и удалиться. Вопрос счастья, вот что заводило меня и большинство людей в тупик. Не тупить – означало быть счастливым.

Шила приблизила ко мне лицо и стала громко принюхиваться:

– Вы кто?

– Я кот.

– Вы уверены?

– Нет, но собаки лают.

– А ты умеешь лаять? – положилась она на меня. Голова её устроилась на моей груди.

– Нет. Я же кот. Могу только кричать по ночам.

– А по утрам?

– Только слушать, – взял я выбившийся из головы Шилы локон светлых волос и стал щекотать им её же ухо. – Твои пряди как сплетни.

– Почему как сплетни?

– Что-то в них есть привлекательное.

– Ага, щекотно. Почему люди любят сплетни? – поймала она мою руку, которая её щекотала в свою ладонь.

– Комменты всегда были интереснее, чем сама тема.

– А что там в комментариях?

– Сегодня вернусь позже, собирались встретиться с Марсом в баре.

– Смотри не напейся.

– А смысл тогда пить?

– Сегодня наши что ли играют? – Я не была фанаткой футбола, но часто, когда спорила со Артуром по пустякам, довольствовалась ничьей. Берегла силы для действительно важных игр… – Перестань меня целовать.

– Извини, больше некого.

– Я же сказала, что не против, чтобы ты сходил в бар. Не надо на меня вешать свои поцелуи, сдай в гардероб.

– Номерков нет. Как хочешь, так и умирай, – откинул я на подушку голову.

– Яблоко от яблони недалеко падает.

– А персики не ждут, их срывают прямо с веток.

– Были персики, пока их срывали, а теперь это груши. Любишь груши?

– Главное, чтобы малышу понравилось. И хватит тебе уже прибеднять свою красоту, – чмокнули мои губы её сосок.

– Только после того, как ты станешь честным.

– Я всё время собираюсь. Бывает, только захочешь начать жить честно. А тут, бац, красивая девушка.

– И пустота. Я знаю, как это бывает. Я имею в виду душевную.

– Хочешь поговорить о пустоте? Хорошо, наливай.

– Куда?

– В душу. Ты помнишь своего первого? Каким он был?

– Понедельник, как понедельник, что с него взять. Вспоминать не хочется, забыть невозможно…

– А последнего?

– Мне кажется, ты его знаешь.

– Мне кажется, нет. Иногда мне кажется, я совсем себя не знаю.

«Всё ты знаешь, любимый и нелюбимый мой Артур, всё ты знаешь, только молчишь, только ждёшь, только боишься», – подумала про себя Шила и добавила вслух:

– Будь осторожен, лёгкая неудовлетворённость приводит к большим катаклизмам. Растягивай удовольствия, растягивай их по всей площади своей жизни, чтобы не было места депрессии.

В дыру двери он уже видел голову Марса с кочками наушников, торчащую из спинки кресла:

– А потом я увидел, как ты страдаешь без неба, как ты не можешь найти себя среди людей на земле, словно человек, который видел воздух, но разучился дышать. Прости, Артур. Меня мучила совесть, она просто извела меня, с каждым днём всё больше убеждая в том, что ты был прав, только так, только таким образом можно что-то доказать в этом мире. Прости, но ты сам никогда бы не смог на это пойти, ты слабак, потому что ты любишь людей.

– Марс!! Марс!! Ты что делаешь! Мать твою!! – в тысячный раз обдирал Артур горло его именем. Отчего голос был чужой. Он бросил топор и принялся раздирать пластмассу двери руками, порезавшись о металлическую прошивку, увидел кровь. Та побежала по волосам старухи. Вытер ладонью лицо. Измазавшись кровью старухи, будто готов был с ней породниться, лишь бы она сдалась. Он на мгновение остановился, слыша, как за спиной Кристина уже по инерции, словно просроченный Новопассит, успокаивала не то пассажиров, не то себя.