Поль-Лу Сулицер - Деньги

— Все дорожает в наши дни.

— Какова была его роль при отце?

— Его заслуга в том, что он был первым помощником вашего отца, когда тот переехал во Францию. Но Ландо никогда не был орлом. Ваш отец доверил ему управление делами во Франции. Кто-то рассказал нам, что в 1956 году, незадолго до смерти, ваш отец собирался уволить Ландо, который оказался недостаточно компетентным. Но это всего лишь слухи.

— А что с его пивным рестораном?

— Здесь были взлеты и падения: он не уделял ему должного внимания. В настоящее время все наладилось. Несколько месяцев назад он начал серьезные работы по реконструкции.

— Кто их финансирует?

Лаватер улыбается. Мы только свернули с Абердин-стрит и идем к храму Маньмоу. Размахивая клеткой с пестрой птицей, между нами протискивается предсказатель судьбы. Лаватер кивает головой.

— У вас живой ум. Действительно, его уязвимое место — это затеянные работы и кредит на их финансирование.

— Сколько?

Марк Лаватер останавливается перед уличным цирюльником, который работает старым способом, когда волосы на лице выщипывают по одному с использованием шелковой нити.

— Около четырех миллионов франков, — наконец отвечает Лаватер, завороженный зрелищем.

Мы продолжаем прогулку. Выходим на знаменитую Кэт-стрит, или Аппер-Ласкар-Роу, — верхнюю улицу воров — с ее многочисленными лестничными переулками. Лаватер с видимым удовольствием оглядывается вокруг.

— И вам не нравится Гонконг, Франц?

— Нет.

Мои мысли о Ландо. Лаватер пристально смотрит на меня.

— Может, поговорим о Ховиусе и Дональдсоне?

Меня буквально трясет от ярости. Я отрицательно качаю головой.

— Позже. Вначале Ландо. Я начинаю с него.

Париж, двадцатого февраля, утро, без десяти минут девять. Уже более часа я на Елисейских Полях и, несмотря на утепленный плащ, дрожу от холода. Небо низкое и серое.

«К снегу», — замечает официант бистро на Рю-дю-Колизее, где после почти бессонной ночи я допиваю свою пятую или шестую чашку кофе. Только накануне я прилетел из Гонконга. И вот жду.

Ждать мне придется лишних двадцать пять минут, прежде чем наконец появится автомобиль. Это большой, сверкающий чистотой БМВ. Ландо сидит на заднем сиденье и читает, должно быть, «Фигаро». Машина притормаживает в метре от места, где он, как меня предупредили, должен остановиться. Он выходит, дождавшись, когда водитель откроет дверь, и дальше идет пешком. « В принципе, он никогда не подъезжает к ресторану. Для него это пеший моцион. Случается, что он идет пешком до площади Согласия, но, как правило, не дальше театра “Амбассадор”. Там он разворачивается и направляется в свое бюро ».

В это утро он дойдет до «Амбассадора». Я иду следом за ним в метрах тридцати. Он на ходу читает газету. Через несколько минут он наконец разворачивается и идет в обратную сторону. Еще секунда — и мы лицом к лицу.

— Простите, вы не подскажете, где проспект Мариньи?

Остановившись у перекрестка с круговым движением, он смотрит на светофор, дожидаясь зеленого сигнала, чтобы перейти дорогу. Он переводит взгляд на меня и указывает рукой направление:

— Проспект вон там. Вы не ошибетесь.

— Большое спасибо.

Короткий обмен кивками, и мы уже не смотрим друг на друга, во всяком случае, его взгляд направлен в другую сторону. Светофор переключается на зеленый. Анри-Жорж Ландо ровным шагом пересекает дорогу. Я следую за ним. Если он обернется, значит, узнал меня или просто мое лицо каким-то образом озадачило его. Я очень похож на отца: у нас одинаковый рост и, конечно же, похожие голоса. Но он не оборачивается. Он спокойным и размеренным шагом идет дальше по Елисейским Полям с безмятежностью человека с чистой совестью, погруженного в чтение газеты. Через минуту я подзываю такси.

В Лондоне, в аэропорту Хитроу, меня встречает Уте. Целуя меня, она тычет мне в глаз своей грудью. Я говорю ей с усмешкой:

— Ну не до такой же степени! Холодно ведь, хоть ты и датчанка.

На ней шуба. Уте приоткрывает ее, и видно, что она совершенно голая, как говорится, в чем мать родила. Мимо проходят два пакистанца. Ошеломленные неожиданным зрелищем, они спотыкаются о свои чемоданы. Уте спрашивает меня:

— Куда ты дел свою ирландку с зелеными глазами?

— Оставил в Гонконге.

— Ты собираешься на ней жениться?

— Это не твое дело. Кстати, а как твои дела?

— Огалденно.

— «Б», а не «г». Обалденно.

— Я отправила тебе последние цифры. Новогодние праздники стали нашим триумфом.