Макс Неволошин - Срез

По аудитории прошелестел нервный смешок. А я вдруг понял, что со мной случилось нечто важное. Будто щелкнули внутри какие-то колесики, повернулась невидимая шестеренка… И встал на место фрагмент большого пазла, который мы складываем всю жизнь.

Пока упихивали себя в куртки и шубы, «моя» девушка несколько раз взглянула на меня. Надо было спросить телефон.

10 октября, 1989

09:40

«Спецфакультет психологии. Собеседование: 3-й этаж». Молодой человек направился к лестнице, расстегивая плащ. Солидное здание: колонны на фронтоне, массивные двери, гулкий вестибюль — не угнетало его. Напротив, Слава чувствовал легкость и гасконский азарт. Он шагал через две ступени. Элегантная сумка покачивалась в такт. Шарф и плащ развевались. Терять ему нечего, а цель — Париж. То есть Москва. Пускай гасконец был на десять лет моложе, — думал Слава, — но тогда и жили быстро. Ничего, мы тут еще сделаем фигуру из пальцев. Пукнем так, что они содрогнутся.

[Через девять лет он будет одолевать эти ступени, неся тяжелый камень внутри. Он войдет сюда в последний раз, забрать из офиса жалкое имущество. Личный архив, подарки студентов, фиалку в горшке… Ширма разделяла офис надвое. Хорошо, что соседка забегала нечасто. В основном, когда давали зарплату, трогательную будто милостыня. Поэтому Слава думал и говорил: «мой офис». Фраза приятно щекотала, особенно с довеском «мой компьютер». У меня в офисе завис компьютер. Пришлите кого-нибудь наладить… На этом компьютере Слава напечатал финальный вариант диссертации. Затем книгу по мотивам в соавторстве с Рюриковой. Начальница выбила грант и почти не мешала. За это ее фамилия шла первым номером, а как же… Из окна сквозило в левое плечо. Слава заработал остеохондроз. Следом за выходом книги он лишился офиса так же моментально, как и получил его. Минуй нас пуще всех печалей… Да.]

10 октября, 1989

09:42

Он прошел мимо будущего офиса, интуиция не шелохнулась. Взгляд зацепил табличку «Деканат» и мужской туалет напротив. Широкий коридор был наполнен взрослыми абитуриентами. Провинциалы выделялись багажом и обособленностью лиц. Москвичи вполголоса беседовали. Слава отыскал вакантное место рядом с блондинкой затянутой в деним. Освободился от сумки и плаща. Сел.

По коридору пафосно вышагивал длинноволосый тип. Светлый френч с заклепками, очки в тонкой оправе. На морде снисходительное презрение к универсуму. Такие пижоны с детства вызывали у Славы блевательный рефлекс.

[Спустя два года он поймет, как замордован и уязвим человек в белом френче. Увидит его сброшенные латы, а под ними — больную душу невротика с элементами паранойи. Только подшофе Вадим Дроздов становился мягким и открытым. И откровенным, за что в итоге поплатился его незаменимый собутыльник и конфидант, товарищ по комнате в аспирантском общежитии Слава Смирнов.

На факультете они без лишнего усердия скрывали взаимную неприязнь. Затем та нехотя уступила место взаимному терпению, чему способствовала общая компания. Обнаружив Дроздова за столом напротив, передающим ему водку или торт, Слава какое-то время удивлялся. Но постепенно свыкся, как хронически больной с давнишним, почти родственным, недугом. Мало того, отыскал в Дроздове положительные стороны. Их всегда можно найти, длительность поиска и старание требуются разные.

Вадим Дроздов классно играл на гитаре. И пел задумчиво, негромко — Вайханского, Бокова, Ланцберга, Сергеева… Интеллигентные девушки любят бардов. Тем более в исполнении загадочных грязноволосых юношей в модных очках. Сначала Вадим обаял Алису Потоцкую, затем Татьяну Далматову, чей корректный, спокойный голос всегда бывал решающим. Через них пролез в Славину компанию. Кроме того, до спецфакультета он работал учителем. Слава, отмучившись три года в деревенской школе, испытывал невольную эмпатию к собратьям по несчастью. Наконец, Вадик имел диктофон с записями одиннадцати лекций академика Запрудина. И мог поделиться если что… А эта валюта на спецфаке ценилась.

И все-таки особого тепла между будущими коллегами не возникало. И не особого тоже. До того, как на экзамене в аспирантуру по истории философии Вадим бросил Славе шпаргалку. Если бы не маленький клочок бумаги жизнь Славы Смирнова ушла бы по очень другой колее. Без диссертации, степени, печатных трудов, интернатуры, эмиграции и удачной женитьбы. За этот необъяснимый жест Слава полюбил Дроздова вместе с его тараканами. И заранее простил ему все.]