Дмитрий Пригов - Мысли

Конечно же, фигуры Сталина и Гитлера до сих пор обладают магнетизмом. Основной вопрос — каким образом они смогли овладеть умами и душами такого огромного количество весьма разнообразных людей. Именно в явлении подобных личностей, более, чем во всякого рода летающих тарелках, обнаруживается таинственность мира и неведомых измерений человеческого существования, которые не исчерпываются четыремя нам известными. Подобные личности являются медиаторами иноприродности, входящей в наш мир.

Соблазн и загадка власти — вещь почти неодолимая. И неважно какими редукционными механизмами это все объясняется — сексом, страхами или чем-либо подобным.

Я уже говорил, что вся моя деятельность посвящена критике любого властного дискурса, а не идентификации с ним.

Конечно, в нынешнем фантомном мире велик соблазн описать все явления политические и социальные в эстетических терминах симуляции. Однако, все-таки результаты деятельности этих фантомов весьма реальны и болезненны. Думается все-таки, что требуется достаточно точное и серьезное отношение к дифференциации актов, жестов и интенций социально-политических, социокультурных и культурно-эстетических.

Вообще-то, все крупные идеологические сломы приносили в социум идею нового человека — новый христианский человек, новый фашистский человек, новый советский человек. По причине неподготовленности тогдашней науки, подобные попытки, в основном, были положены в сфере идеологической обработки человека. Ныне мы находимся тоже в периоде серьезного кризиса всей культуры и самой антропологической модели человека. Но нынешний уровень науки позволяет внедряться в физиологию человека. А художественные идеи, как и всегда, — просто рефлексия общекультурных идей, ожиданий и страхов.

Ну, человечество вечно живет на границе с нечеловеческим и невозможным. Все культурные практики человечества были направлены на то, чтобы как-то смягчить встречу с этим нечеловеческим — со смертью, например. Искусство как часть большой человеческой культуры, собственно, занимается тем же самым. Оно обнаруживает это нечеловеческое и пытается обозвать его, тем самым давая орудие в его апроприации. Критическая же практика искусства разоблачает псевдо-монструозность или же опасные попытки скрыть вообще ее наличие в пределах человеческого бытия.

Ну, в похожести людей нет ничего необычного. Просто надо принимать в расчет многоуровневость человека и понять, на каких уровнях мы все сходны — на уровне, к примеру, общеантропологических оснований. На уровне культурно-исторического опыта мы сходны в пределах наций и стран. И т. п. Мне кажется, что заявления Уорхола надо воспринимать все-таки в конкретном культурном контексте. Они были произнесены на фоне доминировавшей в предыдущей культуре неоромантической модели представления о художнике и вообще человеке как о некой абсолютной индивидуальности и неповторимости.

В общем, чтобы быть адекватным в будущем, надо быть предельно погруженным в свое время. Только этим и интересен человек. А все, что в нем обще и воспроизводимо, — будет общезначимо и воспроизводимо само по себе.

Естественно, что произведения советского периода очень сильно повлияли на меня и по причине огромного количества прочитанных книг советских писателей во времена моего детства и юности, а также по причине сознательного обращения к ним и к работе с советским языком уже во времена вполне осмысленной творческой работы. В настоящее время, когда советские язык и миф и большинство советских реалий исчезли из жизни и перестали доминировать в российской действительности, вполне естественно, что я обратился и к другим дискурсам. Хотя актуальность всего советского уже в достаточной степени для меня исчерпалась в году, примерно, 1982. Мне показалось, что практически исчерпаны все возможные варианты работы с ним. Для меня, во всяком случае. То есть накопилась критическая масса произведений, основанных на использовании советского языка и быта, и дальнейшая работа в этом направлении является просто рутинным повторением.

Действительно, работая в разных медиа, я стараюсь придерживаться достаточно жестких рамок, дабы не смешивать их. Если сравнивать, то можно заметить, что и тематическое наполнение моих работ в разных сферах деятельности весьма различно. Но все они в сумме обнаруживают единого фантомного автора — Пригова Дмитрия Александровича.