Дмитрий Пригов - Мысли

Но, очевидно, постоянное присутствие в горизонте поэтического опыта и его описания подобных интенций неложно. То есть, они вполне имманентны поэтическому опыту, но в модусе, если можно это так определить, переписывания мира. Вопрос, значит, в квалификации.

Что же касается проблемы Первоназывания, ясно дело, никакого дошедшего до нас Поэта, или даже автора, или коллектива авторов (кроме богов) сохранившихся до наших дней устных и письменных текстов нельзя именовать первоназывателями. Трудно судить, в каких территориальных и времeнных пределах сложился язык или языки. Но нечто уже более внятное, дошедшее до нас и могущее быть нами хоть как-то адекватно идентифицировано является примером переписывания. В данном случае, конечно, мы имеем в виду не только вербальную, но и визуальные, и ритуальные практики, поскольку в период, нами описываемый, они вообще не были отделены друг от друга, являясь некой синкретической деятельностью. То есть мы в нашей практике культурной и исторической реконструкции (особенно что касается вербальных опытов) сталкиваемся с тем, что я и называю Первым переписыванием мира.

Этот период можно было бы описать как время отыскивания именно на материале того самого первоназывания неких сложных и стабильных структур, являющихся референтами сложных и порой неимоверно громоздких социальных, ментальных и психофизических феноменов. Структур, в свою очередь провоцирующих подобные феномены к возникновению и структурированию. Типологически эти времена могут быть определены как времена теократических социокультурных образований достаточно длительного существования, задействовавших работу многих поколений по приведению в сложно-структурированное состояние материала первоназывания. Понятно, что подобные рассуждения весьма схематичны в попытках схватить текучесть разноскоростных временных процессов и их разноуровневость. Повторяюсь, что это деятельность по Первому переписыванию мира происходит не только и не столько в области вербальной или визуальной, но, в основном, ритуальной, в пределах которой, как правило, они все объединены. Вряд ли художник, и, в особенности, какая-либо отдельная его стратегия выделялись из общей этой ритуальной и литургической практики, в которой доминируют функции, имидж и стратегии иерархов и иератов.

Еще отметим, что описываемый процесс отнюдь не связан с неким единым, ясперовским осевым временем всех или даже основных народов. Отнюдь. Некоторые из них или даже часть их (в той же Индии, к примеру) до сих пор функционируют в том культурно-историческом времени Первого переписывания. Правда, за его перезрелостью и переношенностью оно существует уже в достаточно вырожденном, некреативном состоянии. Ну, это с принятой нами точки зрения рассмотрения предмета — некоего становления актуального культурного процесса. И понятно, что в упомянутом времени вполне могут существовать и просто отдельные личности в весьма продвинутых культурных сообществах. Личности, так сказать, духовно ориентированные, приписывающие тому времени и тому состоянию знак первоистинности и онтологического превосходства над всеми остальными последующими периодами и стадиями исторического и культурного процесса. Их стратегии, выстраиваемые в нынешнем обществе, вовсе не приспособленном для подобных построений и адекватного восприятия его результатов, весьма, на мой взгляд, монструозны. Тем более что в реконструируемом ими времени вообще не существовало столь востребованной нашим временем некой самоотдельной художнической стратегии. Но что мы им можем возразить-то? Да ничего. Ничего возражать и не станем. Не наше это дело. Займемся своим маленьким скромненьким бизнесом.

Итак.

Условным началом Второго переписывания мира в нашей родной европейской ойкумене можно назвать эпоху Возрождения (а Россия культурно целиком принадлежит ей, со всем восточным связанная исключительно декоративно и особенно декларативно и с немалым пафосом — в периоды культурно-исторических противостояний Западной Европе). Вернее, эпоху Возрождения вполне можно взять за типологический образец, аналогии которому можно найти и в античных, и в восточных культурах. Еще раз приходится оговориться по поводу если не методологической и терминологической принципиальной некорректности, то смутности в дифференциации исторических времен с их текущей последовательностью и логических или культурных, нами здесь рассматриваемых. Кстати, подобное спутывание, перепутывание в конкретной практике, особенно в искусстве, придает последнему и всей культуре неизбывное обаяние, очарование и конкретную неповторимость. Так ведь мы же и не ученые какие-нибудь там. Но подобное разделение упомянутых времен даже в нашем нечетком варианте и модельное манипулирование ими дает возможность понимания, в каком из них, в пределах многослойного конкретного исторического существования, положена актуальная художническая стратегия, о которой, собственно, и речь идет.