Владимир Сагалов - Твоя Шамбала

Вальтер сел и, повернувшись ко мне вполоборота, положил руку мне на плечо и спокойно, но, главное, как-то внушающе заглядывая в самую глубину моих глаз, так, что я начал себя неловко чувствовать, произнёс:

– Я горжусь тобой и уверен, что великая Германия ещё воспользуется твоими талантами и способностями. Если тебе нужна или в будущем будет нужна помощь, обращайся ко мне, я всегда найду способ решить вопросы или проблемы. Для тебя – всегда.

Тогда я только догадывался, что Вальтер партийный активист, и заметил то же самое в поведении его друзей, а главное, девушек, а ещё по реакции моих друзей, которые не знали, как себя вести. В конце концов мы все были младше их, как минимум, на лет пять. Вальтер был среди них самый молодой, но в то же время самый деловой. Это бросалось в глаза – они раскрывали рты и внимательно слушали, когда он начинал что-либо говорить.

– Не переживай, Георг, я вижу, что ты и твои друзья не совсем ловко себя чувствуете, находясь в нашей компании, слушая такого рода высказывания. Не переживай. Всегда есть те, кто начинает первым, а есть те, кто идёт следом. Но есть и те, кто, придя следом, оказывается впереди всех. Я вижу в тебе потенциал такого человека, и ты вспомнишь эти мои слова, когда дойдёшь до уровня моего взгляда на мир. К мировоззрению чистого арийца. Но меня, ты тогда уже не догонишь, Георг, – рассмеявшись, он хлопнул меня по плечу, вынул из внутреннего кармана записную книжку и карандаш, записал адрес, где его можно найти. – Если честно, Георг, я не член НСДАП, но полностью разделяю их стремления и планирую вступить в партию. Как ты думаешь, почему мы зашли сюда попить пива? Никогда не догадаешься. Уже второй день я с друзьями отмечаю мой диплом юриста. Позавчера я закончил учёбу в нашем Боннском университете. Теперь я молодой, полный идей и амбиций специалист права. А с таким образованием в партии Гитлера я планирую сделать карьеру. И ты сможешь, если захочешь.

Так выглядела моя первая встреча с Вальтером Шелленбергом после их переезда из Саарбрюккена. Не скажу, что она была приятной, но и неприятной она также не являлась. К политическим движениям молодёжи в то время, так же, как и к сторонникам партии Гитлера, люди относились абсолютно нейтрально. Примерно так же, как ты относишься к какому-либо из твоих знакомых, который занимается партийной деятельностью, независимо от того, как называется его партия. У тебя твои интересы, а у него другие, и ничего предосудительного ни в том и нив другом нет. При условии, что человек не вникает в суть того или иного движения. Оно есть и существует параллельно с твоими интересами. Мы посидели одной компанией ещё около часа, а затем разошлись, нам нужно было выспаться, чтобы не опоздать на утренний поезд. Записку Вальтера с его адресом я положил в задний карман брюк и забыл о ней. Лишь после стирки, вынув из кармана остатки того, на чём был написан адрес, я выбросил это и решил, что, видимо, так должно было случиться. Кстати, двое из моих друзей, с которыми я был в тот раз в Бонне, через некоторое время также были унесены тем, «свежим», как его тогда называли, ветром политической моды. Но, несмотря на застиранный и выброшенный листок с адресом, спустя несколько лет произошла ещё одна встреча с Вальтером, которая уже не носила добровольного характера.

Учёба давалась мне очень легко, хотя должен сказать, что по причине активной работы идеологической машины того времени многое приходилось учить чуть ли не принудительно, только чтобы сдать зачёт. А в общем, это была моя стихия, и я с отличием закончил университет. Благо, нам везло на хороших и идущих навстречу преподавателей, которые в последние полгода брали некоторых из нас на различные научные конференции или приёмы в знатных домах, таким образом помогая нам вливаться в научное и привилегированное общество. Знакомили нас с интересными людьми и всё такое. Большая часть профессоров, работавших в направлении истории и археологии, в то время уже являлась активными деятелями либо советниками в «Аненербе».

Я не собираюсь защищать Гиммлера, а также всех его пособников, которые сделали возможным создание этой организации, но для меня как для историка было непаханое поле новой информации. Даже сейчас я не берусь судить о том, что во всей той массе новой, до тех пор неизвестной информации, было идеологическим вымыслом, а что правдой. Как и сегодня у вас в Европе, демократия как идеология, и народ не ставит под сомнение истинность сего явления. А в то время элиты, начитавшись Ницше, о демократии имели совершенно другое представление. Кстати, когда я познакомился с твоей бабушкой, её отец, а твой прадед, не выпускал его книги из рук. Ницше, если я не ошибаюсь, «Воля к власти» в их доме была настольной книгой. Вот и представь себе следующую картину. Твой прадед – уважаемый, богатый, вхожий в элитарное общество человек. Ты – также богатый, уважаемый и также вхожий в элитарное общество человек. Между вами исторически мизерный временной промежуток, но для тебя демократия – это свобода, а для него та же демократия была инструментом для подавления воли. Чем она в принципе и является. Ты ведь понимаешь, что те, кто создаёт идеологию, никогда не будут придерживаться собственных, созданных ими правил. Элиты того времени были перенасыщены идеями Ницше и считали их эталоном так же, как и ты веришь в сегодняшнюю демократию. «Мы будем, по всем вероятиям, поддерживать развитие и окончательное созревание демократизма: он приведёт к ослаблению воли…» – если я не ошибаюсь, примерно так было написано в книге, которая лежала на столе твоего прадеда. И как бы вы нашли общий язык на эту тему? Во время беседы друг с другом вы разговаривали бы со стеной. Вот такое это явление – идеология!