Юлия Монакова - Три девицы под окном

Медаль ей всё-таки вручили. Серебряную, правда, но и это было огромным достижением. Откровенно говоря, на экзаменах ей просто повезло – всё время попадались самые лёгкие билеты. Несмотря на то, что готовилась Нелька спустя рукава, дурой она всё-таки не была, и потому смогла достойно ответить на все вопросы экзаменаторов. Бабушка ликовала – теперь у внучки появился реальный шанс поступить в университет! Она метила в государственный педагогический, и у Нельки даже не было желания и сил спорить. Кого здесь интересовало её мнение?

А уж когда она всё-таки поступила в желанный универ на специальность «филология и иностранные языки», домочадцы устроили ей настоящий семейный праздник. С богато накрытым столом, тортом, подарками… словно у Нельки был день рождения.

Она взирала на всю эту суету вокруг с безразличием, чуть окрашенным в оттенок лёгкого недоумения: из-за чего столько шума? зачем? ну, поступила… Как будто от этого в её жизни хоть что-нибудь изменится.

Стояла тёплая золотая осень девяносто девятого.

Став первокурсницей, Нелька и в самом деле практически не ощутила произошедших в её жизни перемен. Её точно так же сопровождали до места учёбы – немыслимо было представить себе, чтобы девочка одна добиралась на другой конец Москвы на общественном транспорте! Точно так же Нельку не отпускали на студенческие дискотеки и вечеринки. Точно так же возражали против её поздних прогулок и самостоятельных походов куда-либо, пусть даже просто в кино.

Бабушка к тому времени почти обездвижела – сломала шейку бедра и уселась в инвалидное кресло. Характер её от этого, разумеется, лучше не стал. Но она не собиралась отдавать бразды правления в чужие руки и по по-прежнему командовала парадом. Все домашние невольно съёживались под тяжестью её пронзительного злобного взгляда, вечно всем и всеми недовольного. Даже дедушка перестал, как прежде, сиднем сидеть дома, читая классику – теперь он то и дело сбегал на улицу, чтобы подышать и прогуляться. Иногда подобные прогулки затягивались на несколько часов, и мама, смеясь, шутила, что свёкор, должно быть, завёл себе молоденькую подружку.

Но она не смеялась бы так беззаботно, если бы знала правду. Однажды Нелька забежала к Ритиной бабушке, чтобы узнать – нет ли от подруги новостей и когда она в последний раз звонила. Каково же было её удивление, когда она застукала в Ритиной квартире собственного деда, который сидел за столом на кухне, как у себя дома, и гонял чаи с подружкиной бабушкой!

При виде Нельки дедушка страшно смутился.

– Да вот… зашёл по-соседски, – объяснил он неловко, избегая встречаться взглядом с внучкой.

Впрочем, Нелькины равнодушие и пофигизм достигли такой степени, что она даже не стала зацикливаться и надолго удерживать в памяти эту историю. И уж конечно, никому об этом не рассказала, предпочитая оставить свои выводы при себе же.

Той осенью из армии вернулся Дима.

Нелька не следила специально за его судьбой, но, поскольку они были соседями, отдельные слухи так или иначе до неё долетали. Родители Димы были очень огорчены, что у сына всё пошло кувырком после школы – в институт он не поступил, да, похоже, не особо-то и стремился; вернулся из армии ещё более потерянным и каким-то неприкаянным, словно никак не мог найти себе подходящее место в жизни. Бабки шушукались, что во всём виновата Аська-шалава – во дворе ни для кого не было секретом, что они с Димой встречались, а затем, буквально ни с того ни с сего, Ася его бросила. «Крутила-крутила парню яйца два года, да так и не дала!» – ржали знакомые пацаны.

Дима даже не стал повторять попыток покорить какой-нибудь вуз. Устроился ночным охранником в ларёк, а днём просиживал штаны в сквере неподалёку от дома, распивая пиво, а иногда и покуривая травку с приятелями – такими же великовозрастными лоботрясами.

Всё те же вездесущие бабки судачили, что Дима крутит амуры с продавщицей из ларька – а иначе как объяснить факт, что, окончив смену, бабёнка, тем не менее, торчит на своём рабочем месте даже ночами? Разумеется, развлекается с молодым охранником на всю катушку. Но если всё остальное Нелька принимала на веру, то эту гнусную сплетню долго не обдумывала всерьёз. Видела она ту продавщицу! Ей уже за тридцать – ужас, ужас, это же настоящая старуха! Вечно с жутким дремучим начёсом и размалёванным, как у вокзальной проститутки, лицом, в вульгарных вызывающих шмотках. Чтобы Дима польстился на такое?..

Нелька наблюдала за ним издали, чаще всего из окна, стесняясь подойти во дворе у всех на виду или забежать к нему домой – просто по-дружески, по-соседcки. Нельзя сказать, что он продолжал как-то особо будоражить её сердце, но… Нелька не могла избавиться от щемящего чувства жалости и – почему-то – вины по отношению к Диме.