Том Кроссхилл - Кошачий король Гаваны [litres]

– Правда?

– Конечно. Идем в офис.

«Чевере» находилось в трехэтажном кирпичном здании неподалеку от Гованус-Канала в Бруклине. Зал на первом этаже был большим и вытянутым, с зеркалами на стенах. Благодаря высокому потолку звуки отдавались эхом, будто в пещере. В углу крутился огромный вентилятор, но воздух был влажным и пах освежителем и потом. Помещение украшали большие яркие фотографии кубинских улиц. Я узнал огромные дома Тринидада, маминого родного города.

Ана провела меня к стеклянному офису в дальнем углу зала. Тот самый загорелый француз, Грегуар, поднял голову от компьютера.

– Это Рик из группы Патрика, – сказала ему Ана. – Он хотел бы заниматься в твоем новом классе. Дай ему месяц бесплатно за мой счет. – А мне: – Обсудим мой сайт позже.

И ушла.

– Заполни это заявление, – сказал Грегуар.

– Хорошо, – ответил я, стараясь не слишком выказывать разочарование. – А она тоже в классе?

– Кто? Ана? – Грегуар покачал головой. – Нет, она из продвинутых, наших выступающих танцоров. Ты в группе начинающих.

– Гм… – Я покраснел. – А долго учиться до этих самых продвинутых?

Грегуар наконец внимательно посмотрел на меня, словно видя впервые:

– Ты испанец, да? Латиноамериканские корни?

Я опешил. Внешность я унаследовал от мамы, но обычно люди вот так в лоб об этом не говорили. По крайней мере, белые. Норовили задавать наводящие вопросы: «А ты откуда? В смысле, этнически. А откуда твоя семья?»

– Моя мама была кубинкой.

– Отлично. Значит, ты с детства танцуешь.

Я неловко помялся:

– Вообще-то нет.

Грегуар явно разочаровался, словно я дал неправильный ответ.

Может, так оно и было. Я всегда говорил, что я кубинец, но дома упоминание о Кубе неизменно приводило к выволочке.

– Этот чертов коммунист изуродовал нашу страну, – заявляла мама. – Я не хочу, чтобы ты тратил жизнь на пустую ненависть к нему. Теперь мы американцы.

Мама прибыла в Штаты на корабле во время Мариэльского исхода в тысяча девятьсот восьмидесятом, когда ей было восемнадцать. Прочая родня осталась на Кубе. Мама не общалась с ними и не говорила о них, даже если я спрашивал.

Я лишь знал: что-то случилось с ней в Гаване, что-то такое, что она хотела забыть. С островом ее связывали лишь коллекция музыки сальса и несколько книг: Дель Монте, Вилаверде Марти. Все дореволюционные.

Разумеется, отказ мамы обсуждать Кубу привел к тому, что я стал фанатом острова. В девятом классе смотрел все фильмы о нем, читал каждую книгу, которую только мог раздобыть. Революция Кастро, охота за нацистскими субмаринами Хемингуэя, операция в Заливе Свиней, Особый период, блоги, вроде «Поколения Y» и «Это Гавана». Но от всех этих энциклопедических знаний мало толку на танцполе.

– Так что насчет продвинутого уровня? – спросил я.

Грегуар пожал плечами:

– У большинства уходят годы, чтобы его достичь.

– Хорошо.

Пометка: если на предложение потрудиться несколько лет, ты отвечаешь «хорошо», это о многом говорит.

И дело даже не в Ане. Да, мне хотелось с ней танцевать, но не только потому, что она красивая. Мне хотелось ощутить то же, что и она, тем вечером с Грегуаром. Обрывки того танца преследовали меня во сне.

В группе начинающих было двенадцать девочек и семь парней. В основном подростки, самым старшим едва исполнилось двадцать. Все белые, кроме двух чернокожих девушек и меня.

Все пришли с друзьями и болтали меж собой. Я же стоял в стороне и разминал колени, как на физкультуре, – мой единственный вариант подготовки к любому физическому упражнению. И сколько бы я ни убеждал себя, будто выгляжу как профи, зеркало неумолимо показывало тощего подростка в слишком больших штанах.

– Добро пожаловать в «Чевере». – Грегуар прошелся перед учениками, заложив руки за спину. – Мы танцуем кубинскую сальсу, она называется «сальса касино» в честь «Касино депортиво», кубинских клубов. Все прочие в этом городе танцуют нью-йоркскую. Мы берем не количеством, а качеством. Здесь вам не покажут с порога эффектные движения и модные дорожки. Вы останетесь начинающими, пока не выучите базу. – Он встал перед нами, уперев руки в бока. – Танцор без базы – просто павиан.

Похоже, Грегуар смотрел слишком много фильмов о войне, так как явно копировал сурового сержанта.

Он включил музыку. Я узнал песню – «Malditos Celos», медленная композиция Манолито Симоне, – и невольно принялся отбивать ритм по бедрам. От желания наконец приступить к занятию дрожали колени.