Анна Пастернак - Дневник Дейзи Доули

— Надо, надо мне заставить Эдварда этим заняться, — деловито сказала Люси. — Видела бы ты, на что похожа наша живая изгородь из лавра!

— Да она не про то! Дейзи имеет в виду — Трой из тех, кто выводит растительность на груди… и на других местах, — бойко объяснила Джесси. — Дейзи, так что, у него везде гладко, и сзади, и спереди, и сверху, и снизу? Давай рассказывай, не томи!

Мы с Люси сморщились.

— Нет, — ответила я.

— Не притворяйся шокированной, — сказала мне Джесси. — Современная женщина вправе ожидать от мужчины такой ухоженности. Скажем, как минимум интим-стрижки.

— Так Трой — метросексуал? Весь холеный и лощеный? — поинтересовалась Люси.

— Нет, но он явно ценит комфорт и умеет его устраивать. Для себя. Мне понравилось.

— Ну, если он эгоист, тогда он точно натурал! — рассмеялась Люси.

Мало мне было испытаний — пооткровенничать за кофе с Джесси и Люси, — так еще папенька пожелал меня видеть. С тех пор как они с мамой развелись, отец регулярно приглашал меня с ним пообедать, и радости от этих встреч было примерно как от визита налогового инспектора. Впрочем, отцу тоже — как будто с тех пор, как он предал маму, отец чувствовал, что уронил себя в моих глазах слишком низко, и общаться со мной ему теперь было тяжело. До того как отец от нас ушел, я едва ли осознавала его присутствие в семье, но вот его отсутствие придавило меня, как гранитная плита. Когда я была маленькой, отец просто существовал, и все — он не был центром моей жизни, как мама, скорее, держался на заднем плане, прятался за газетой или у себя в кабинете, или в саду, занятый подрезанием роз. Ему была свойственна некоторая отчужденность, и он как будто давал понять, что не хочет, чтобы мы занимали его и вообще приставали к нему с разговорами кроме как за столом. И мы слушались. Эти странные, перекошенные отношения людей, обитающих под одной крышей, отношения, которые тогда казались мне несколько фальшивыми, теперь виделись мне просто искусственными. Я никогда не радовалась очередной предстоящей встрече с отцом, но всегда ощущала укол печали по поводу того, что могло бы быть. Каким-то изощренным и садистским образом я винила отца в том, что вышла за такого никчемного мужчину, как Джейми. Во всяком случае, я считала, что папенька виноват в этом хотя бы отчасти. В конце концов, разве причина не в том, что отец не смог стать для меня образцом мужчины и в результате я выбрала не самого лучшего и достойного? Не так давно мне пришло в голову, что, несмотря на все отличия в области интеллекта, у папеньки и Джейми много общего, они принадлежат к одному типажу.

В частности, папеньку и Джейми объединяла патологическая любовь к собственным мамочкам. Я еще в детстве уяснила, что, если, не дай бог, мы с мамой и бабушкой будем тонуть, у отца даже вопроса не возникнет, кого спасать первой — конечно же, свою матушку! Джейми в подобной ситуации поступил бы точно так же. Тони я вместе с ней, Джейми первым делом кинулся бы спасать мамочку, а я могла бы сколько угодно барахтаться, захлебываться и взывать о помощи. Его мамуля, миссис Лавиния Праттлок, все равно обошла бы меня.

В метро, по дороге в Южный Кенсингтон, я постаралась выбросить из головы мысли о Джейми и вместо этого прокрутила в воображении прошедшую ночь с Троем. Да, с утра он был настроен отнюдь не так пылко, как ночью. Он не пожелал понежиться в обнимку, но гостеприимно пустил меня в душ и выдал какой-то дорогой травяной шампунь. Позже, усадив меня в такси, Трой послал мне воздушный поцелуй, и сквозь стекло я поняла по его губам, что он сказал: «Потом позвоню». Ага, два раза.

По дороге в ресторан я постаралась взвинтить себя еще больше. Ну, в самом деле, кому надо назначать свидание мужику, оглушительно чмокающему при каждом поцелуе, будто ребенок, уплетающий пирожное?

Папа уже ждал меня на своем обычном месте в «Таиландском искушении», тайском заведении, где можно было набрать сколько угодно еды на восемь фунтов. Мы давно, уже много лет встречались в этом удручающем месте, где мне не нравилось решительно все — и пластиковые столы, и потертые красные пластиковые стулья, и искусственные лотосы на стенах, и резкий, неприятный свет, в котором кто угодно будет выглядеть как в концлагере, и заторможенные официантки, в любое время суток как будто изнемогавшие от усталости. Все это давно стало неотъемлемой составляющей той ритуальной неловкости и уныния, которые всегда окрашивали мои встречи с папенькой. Да, а еще здесь, среди грязного, жирного пластика, неизменно прохлаждалась какая-нибудь студенческая компания, а в ней обязательно имелся страховидный, непрерывно куривший типчик, который все подкатывался к прыщавой шлюшке-студентке. Но папеньке все это было до фонаря. Несмотря на помятый костюм, пластиковые туфли и галстук с пятном от супа, он держался истинным аристократом, и даже то, что во время еды изо рта у него сыпались крошки, не лишало его важности.