Он потрогал ногу, и ладонь сразу стала мокрой.
Он понял, что это кровь, и испугался. Не потому, что кровь текла вовсю, нет. Он никогда не видел столько крови и подумал, как бы не учуяли часовые.
И тут послышалось:
— Вер ист да? Хальт! Хальт!
Он уже не чувствовал боли, думал только про кровь и про часовых, радуясь, что вокруг темно, и тащил ее за руку к лазейке.
Она выбралась первой, он — за ней.
Надо было пройти еще несколько шагов по узкому коридору в развалинах.
Взявшись за руки, они миновали этот коридор, вышли на улицу, и тут ударил неистовый свет. Будто полная луна упала на них и заблистала ярче солнца.
— Хальт! Хальт!
Они не останавливались.
Пробирались вдоль стены, не подымая глаз, и слепящий луч прожектора двигался вместе с ними.
— Хальт! Хальт!
Они побежали, пытаясь вырваться из безжалостного светлого круга.
И тут забили дятлы:
— Тра-та-та-та… Тра-та-та-та-та… Та-та-та-та!
Он бы заслонил ее, но не успел.
Они упали вместе, друг подле друга.
И заколдованный круг исчез.
Полная луна — круглая, с носом, ртом и глазами — вновь была высоко-высоко, наверно, в небе.
Он с трудом оперся на руку, поднял голову.
Потрогал острое плечо девочки, но та не шелохнулась, не откликнулась. Ее глаза были влажными и поблескивали, как серые стеклышки.
Он понял, что ее уже нет и не будет больше никогда. Понял, что и сам вот-вот забудется навек, и стал поспешно рвать рукой и зубами ее теплое платье, разрисованное белыми слониками, алыми змейками и синими птицами. Он спешил изорвать его, чтобы следующая девочка не надела этого платья.
Его силы таяли, и он уже не мог шевельнуть рукой. Он положил голову на грудь своей девочки, на разодранных белых слонов и синих птиц и думал, пока еще мог думать:
«Почему нас убили? Почему? Почему?
Потому что я убил того солдата?
Почему?
Потому что хлеба не хватает?
Почему?
Потому что сегодня полнолуние?
Почему?
Потому что легко пихать в яму мертвых, потому что неживые больше никому не нужны, а если еще и живы — все равно?
Почему?
Потому что люди убивают друг друга?
Так почему?
Почему?
Потому что она нашла ножницы, я остриг ее и мы всем-всем людям оставили талисманы?
Почему?»
Он не знал почему, и все думал, думал, пока последние силы не иссякли и он уже не мог даже думать.
И глаза его, тоже влажные, блеснули, как два круглых стеклышка, отразив луну, и звезды, и все черное небо.