Эдуард Овечкин: Норд, норд и немного вест

— Так это Слава фарша вон сколько накупил!

— Ясно. Клинья фаршем решил подбивать!

— Иди, Петрович. Принесёшь тарелку потом — помою.

— Без тебя я тарелку не помою, можно подумать! Может, и штаны ещё мне заштопаешь вон, а то в люди выйти совестно?

— А то тебе их добрая фея до того штопала, а не я!

— Сварливая ты баба, Машка, как есть мегера. Смотри, флибустьер, согнёт тебя в бараний рог!

— Петрович!

— Я уж семьдесят лет скоро, как Петрович. Ладно пошёл, а то остынет. Приятного вам аппетита, товарищи господа!

— Такой языкастый он, да? — спросил Слава, когда за Петровичем хлопнула дверь.

— Не то слово! Это я ещё отучила его выражаться при Егорке! Он хороший, правда, жена у него умерла года три назад, вот он, с того времени совсем и сдал. А так он, знаешь, воевал тут где-то, у него наград всяких — пиджака под ними не видно. Потом метро строил. Обе комнаты остальные — их с женой, та, что посередине, так и стоит закрытая. Пусти, говорю ему, жильцов, деньги хоть будут, что там твоя пенсия? Не хочет. Егорка — локти! А так он и с Егоркой сидит, когда надо, и телевизор мы у него смотрим, и помогает, что тут починить или порядок навести. Пьет только много, но домой никого не водит. Жалко его, а не слушается — кол на голове теши. Егорка, не жди — котлета сама себя не съест. Слава — ещё подложить?

— Ой нет, Маша, так вкусно, что съел бы и ещё, но боюсь лопнуть! Спасибо. Ты сама-то и не ела почти ничего!

— Да я устала что-то, да и напробовалась, пока готовила. Я чаем потом с пряниками. Посуду в ванную, будьте добры.

— А чего в ванную? Вон же умывальник у вас.

— Слушай, течёт внизу там, как Ниагара, Петрович говорит, что не барское это дело — умывальники чинить, и вообще он электрик, а сантехника никак дозваться не можем.

— Ну-ка я посмотрю. Я инженер же, как ни крути! Фонарик есть?

Поковырявшись под раковиной минут пять, открыв и снова закрыв воду, Слава вынес вердикт:

— Десять минут работы, но прокладки нужны. Я бы завтра мог сделать. Какие у нас планы на эту замечательную субботу?

— Кино! — поднял руку Егорка.

— Музей! — подняла руку Маша.

— Мама, — не согласился Егорка, — я маленький, меня слушаться надо!

— А я — женщина, как ни крути, но мне уступать нужно!

— Ну это не честно!

— А что вы кипятитесь-то оба? С утра зайду — починю кран, потом в кино, а оттуда уж в музей, что за проблемы-то?

— Ну… как-то, может, неудобно…

— Маша, а как мне было неудобно с тобой вчера знакомиться, ты бы знала! Теперь твоя очередь, потерпи уж.

— Хорошо! — вскочил Егорка, — Мама, а спать не пора ещё? А когда будет пора? А это скоро? Ну тогда я с луноходом играть!

Слава помог Маше помыть посуду, они поговорили о том о сём, и он чувствовал, что пора уже идти, хотя страх как не хотелось. Но (и он этому даже удивился) и ничего более того, чтоб смотреть, говорить и слушать он более и не хотел. Нет, ну как, хотел, но не прямо уж чтобы невтерпёж. Так уютно было и спокойно, что уже и хорошо. «Уместно ли поцеловать её в щёку на прощание? — думал Слава, раскланиваясь до завтрашнего дня. — Нет, наверное, совсем рано ещё, надо подождать пока придёт время, но, чёрт, оно же ни разу ко мне не приходило, оно же только уходит. А, руку! Можно же просто поцеловать руку. И надо спросить, что это у неё за духи, но не сейчас, а потом, как-нибудь невзначай…»

Уйти сразу Слава опять не смог, хотя из парадной вышел решительно, что вполне логично — раньше усну (думал Слава) раньше наступит завтра, а ни о чём другом думать уже и не хотелось. Но в арке опять закурил: теперь-то он точно знал, где их окно, и вот оно горит полным светом, а вот, позже, когда сигарета давно уже закончилась — в полсилы. Маша, видимо, выключила свет и зажгла настольную лампу. Читает? Просто сидит и думает о чём-то? А может, обо мне? Ну не спит же точно. А что она читает, если читает? Уместно ли будет предложить ей своего Ко-нецкого или Ремарка? А если не читает, а думает, то о чём? Я не слишком тороплю события? Да нет же — я их вообще не тороплю, хотя несколько дней до конца отпуска можно было бы и поторопить, а то что потом? Зря не попробовал поцеловать — ну что такого в этом безвинном поцелуе в щёчку? Ничего, вот поэтому, видимо, и хорошо, что не полез, а то было бы… Так, стоп, я влюблён? Определённо. Как это произошло так быстро и почему? И что теперь с этим делать? Да, ладно, можно выкурить ещё одну сигарету и сойтись на мысли, что утро вечера мудренее, но мудрости как раз и не хочется, а чего хочется? Обнять, прижаться и целовать — определённо да. Везти с собой на Север? Из Ленинграда? Поедет ли? Нет, поднимет, наверняка, на смех, и как это, два дня знакомы всего, что за ребячество?