Вероника благодарила Изабеллу, для нее такая помощь неоценима, а ведь Изабелла вовсе не обязана ей помогать.
Изабелла возражала, она ведь помогала Веронике от души.
Три лебедя медленно плыли против течения Лиммата по направлению к озеру. На Ратушном мосту стояла седовласая женщина с маленькой вертлявой девочкой. Девочка то и дело лазила в бумажный пакет в руках у бабушки и пригоршнями бросала лебедям хлебные крошки.
— Voilà, — сказала Вероника, — et la vie continue [10] Вот видишь, жизнь продолжается (франц.).
.
Изабелла кивнула. Жизнь продолжается, она тоже всегда об этом думает, когда прощается с кем-то из своего отделения, когда выходит из зала крематория, а на улице чирикают птички и светит солнце, она всегда думает, как же это прекрасно — жить дальше.
Вероника заговорила о другом. Непонятно, надо ли устраивать какую-то панихиду, в церковь они с Мартеном не ходили… Вот разве что пригласить родственников и друзей, нет?
На мосту какой-то прохожий фотографировал японскую пару по их просьбе. Собирают доказательства о поездке в Швейцарию.
Вероника помешала ложечкой чай.
Есть у нее еще одно пожелание, но она, наверное, слишком много хочет…
Какое пожелание?
Не могла бы Изабелла показать то место, где умер Мартен?
Да, она охотно это сделает.
Охотно? В самом деле? Разве это не связано для нее с неприятными воспоминаниями?
Изабелла на минутку задумалась. Похоже, все происшедшее еще не перешло в разряд воспоминаний, оно и до сих пор представляется ей невероятным, как сцена, которую можно повторить с другой концовкой. Он помог бы ей затащить чемодан в вагон, постоял бы немного, попрощался бы с легким поклоном, а она поехала бы в аэропорт и улетела в Неаполь, нашла бы там катер и сидела бы теперь не в Цюрихе с жительницей Канады, которую знает ровно со вчерашнего дня, а на Стромболи и пила бы со своей давней подругой Барбарой чай, а то и сицилийское Неро д'Авола в увитой виноградом беседке, да срывала бы спелые ягоды…
Вместе они пошли пешком к вокзалу, Изабелла провела Веронику через холм Линденхоф, одно из самых любимых ее мест в городе, где когда-то стояла римская крепость и где открывается вид на Лиммат, Ратушу и Нидердорф. И где башни кафедрального собора, оказавшись почти на уровне глаз, выглядят не такими уж самоуверенными.
Подростки целым классом сидели на площади с альбомами для рисования, а учитель, завязавший в конский хвост свои тронутые сединой волосы, переходил от одной группы к другой и раздавал указания и комментарии. Чуть поодаль старички в беретах и шерстяных шапочках двигали туда-сюда большие шахматные фигуры. Изабелла с Вероникой уселись возле большого фонтана на каменную ограду, которая завершает площадь и резко уходит вниз, к домам на берегу реки.
— Смерть, — заговорила Вероника, — это самое невероятное в жизни. К ней невозможно привыкнуть. — И взглянула на Изабеллу: может, та думает иначе?
— В доме престарелых смерть — частая гостья, — промолвила Изабелла. — Но по-деловому с ней умеют обращаться только похоронщики, а я каждый раз не нахожу себе места, если тот, с кем я только что разговаривала, вдруг лежит и не дышит. Куда пропали смех и речь, куда ушли мысли и воспоминания? Где богатство целой жизни?
Порой она представляет себе жизнь как большой кипящий котел с супом, из которого черпаком наливают полную тарелку, когда человек появился на свет, а потом из нее поедят, поедят, да под конец сольют в котел остатки.
Вероника улыбнулась. Образ ей понравился. Жизнь как таковая не пропадает, да, но жизнь Мартена все же пропала, причем сама она, Вероника, с ней так и не познакомилась по-настоящему.
— Мартен сумел прожить свою жизнь до конца, — возразила Изабелла. — Вон там, впереди, в стену врезана римская плита, где две тысячи лет назад впервые был письменно упомянут Цюрих, и эта плита — надгробие ребенка.
Вероника вздохнула.
Вытащила из сумочки пачку сигарет, протянула Изабелле.
— Спасибо, — ответила та, — я не курю.
— Вам не помешает?
— Нисколечко, — заверила ее Изабелла, удивленно разглядывая фото ампутированной ноги, красующееся на пачке прямо под названием сигарет.
— Канадское предостережение, — пояснила Вероника, — только пользы от него никакой, как видите.
Она прикурила сигарету от зажигалки и сделала глубокую затяжку.
— Школьники даже собирают эти картинки для обмена. Обрубок ноги меняют на легкое курильщика, суженные артерии — на опухоль.
Читать дальше