Стивен Фрай - Герои. Человечество и чудовища. Поиски и приключения

Орфей же с Эвридикой, полностью изгнав из мыслей эту мрачную мелочь, обустроили себе дом в Пимплее, маленьком городке в долине у подножия Олимпа, рядом с Пиерским ручьем, священным для муз.

Но, к несчастью Эвридики, она попалась на глаза АРИСТЕЮ, мелкому божеству пчеловодства, сельского хозяйства и прочих деревенских ремесел. Как-то раз под вечер, по дороге домой с базара, Эвридика решила срезать путь через заливной луг. Она уже слышала, как ее возлюбленный Орфей наигрывает на лире, пробуя новую дивную песню. Вдруг из-за тополя выскочил Аристей и попер на девушку. Напуганная Эвридика уронила хлеб и фрукты, что несла с собой, и помчалась, петляя, через поля. Аристей гнался за ней и хохотал.

– Орфей! Орфей! – кричала Эвридика.

Орфей отложил лиру. Не жены ли это голос?

– Помоги, помоги мне! – взывал голос.

Орфей побежал на звук.

Эвридика металась и так и эдак, пытаясь удрать от безжалостного Аристея, чье жаркое дыхание уже ощущала у себя на загривке. В слепой панике споткнулась она и упала в канаву. Аристей настиг ее, но тут уже появился Орфей – он несся к ним и кричал. Аристей, не будь дурак, распознал разозленного мужа, а потому разочарованно сдал назад.

Орфей приблизился и тут услышал, как Эвридика вскрикнула вновь. Канава, куда она рухнула, оказалась домом гадюки, и та сердито напала на девушку, воткнув клыки ей в пятку. Орфей возник рядом, как раз когда Эвридика обмякла в смертных муках.

Он поднял ее на руки. Он дышал за нее, тихонько пел ей на ухо, умоляя вернуться, но змеиный яд сделал свое дело. Душа Эвридики покинула тело.

Вопль, вырвавшийся у Орфея, вселил ужас и страх всей долине. Музы услышали его, услышали и боги на Олимпе. И после Орфей какое-то время не исторгал ни единого звука.

Горе Орфея было абсолютным и беспросветным, какое вообще бывает. Он отложил лиру. Никогда больше не будет он петь. Никогда больше не улыбнется, не напишет песню, даже не напоет, сжав губы, ничего. Все, что осталось ему доживать, он проведет в муках и страдальческом молчании.

Город Пимплея предался скорби, больше горюя по утрате Орфеевой музыки, нежели по жизни Эвридики, как бы ни любил ее народ. Нимфы лесов, вод и гор тоже загоревали. Даже боги на Олимпе изнывали и маялись, оттого что усохла музыка.

Аполлон отправился навестить сына. Орфей сидел на крыльце и смотрел на то самое поле, где Эвридика нашла свою гибель.

– Ну же, – проговорил Аполлон. – Больше года прошло. Не будешь же ты вечно вот эдак распускать нюни.

– Да запросто.

– Что может убедить тебя снова взяться за лиру?

– Лишь живое присутствие моей возлюбленной жены.

– Что ж… – На гладком лбу золотого бога возникли задумчивые морщины. – Эвридика в подземном мире. Врата стережет Кербер, трехголовый потусторонний пес. Никто, кроме Геракла, никогда не возвращался из подземного мира, сойдя в него, и даже Геракл возвращался оттуда не с мертвой душой. Но уж если кому такое и удастся, то лишь тебе.

– О чем ты толкуешь?

– Чего бы тебе не сходить туда за ней?

– Ты только что сказал, что никто никогда не возвращался из подземного мира, сойдя в него.

– А, но ни у кого не было силы, какая есть у тебя, Орфей.

– Какой силы?

– Силы музыки. Если кто и способен укротить Кербера и зачаровать паромщика ХАРОНА – это ты. Если кто и может растопить сердца Аида и Персефоны – это ты.

– Ты и впрямь считаешь?…

– Веруй в то, на что способна музыка.

Орфей ушел в дом, достал лиру из пыльного шкафа, куда запихнул ее когда-то.

– Натяни вот это вместо струн, – сказал Аполлон и выщипнул из головы двадцать четыре золотых волоса.

Орфей перетянул струны на лире, настроил инструмент. Никогда прежде не звучал он прекраснее.

– Теперь ступай и возвращайся с Эвридикой.

Орфей проделал весь путь от Пимплеи до мыса Тенарон на Пелопоннесе, самой южной точки всей Греции [131] Ныне мыс Матапан. , – там находилась пещера, где был один из входов в ад.

Тропа на мысу вела вниз, после многих путаных поворотов возникали главные врата, и охранял их Кербер – сплошные слюни, слизь и содрогание, отпрыск первородных чудищ Ехидны и Тифона.

При виде живого смертного, осмелившегося войти в чертоги подземного царства, Кербер в предвкушении завилял хвостом-змеей и обслюнявился. Пропускает он только мертвых, и чтобы мирно обитать на Асфоделевых лугах [132] Асфоделевые луга в некоторых источниках считаются местом, отведенным в загробном мире для простых, не героических смертных. Как я уже говорил в сноске к смерти Геракла, о том, что происходит с умершими, среди поэтов и источников согласия нет. Асфодель, кстати сказать, цветущее луговое растение с белыми цветками. Впервые такой цветочный покров упоминается, похоже, у Гомера в «Одиссее» – этими цветами покрыты Елисейские поля Аида, но позднее цветок проник в поэтический язык по всей Европе и шире. Известный пример – стихотворение Уильяма Карлоса Уильямза «Асфодель, зеленоватый цветок». , мертвые несут с собой какую-нибудь еду – умилостивить пса. У Орфея никакой подачки для Кербера не нашлось – только искусство. Трепеща внутри, но внешне уверенно провел Орфей пальцем по струнам золотой лиры и запел.