Эндрю Хёрли - Лоуни

— Я не знаю, преподобный отец.

— В ризнице ее не может быть? Или в жилых помещениях?

— Нет, преподобный отец.

— Как ты думаешь, кто-то из ребят может знать?

— Я не знаю, преподобный отец.

— Имеет мне смысл спросить их?

— Не могу сказать, преподобный отец. Может быть.

Отец Бернард взглянул на меня, и я начал сдавать карты.

— Понимаешь, Тонто, исповедь предполагает обязательство хранить тайну. Я не смогу рассказать ни одной душе то, что ты скажешь мне, — сказал он. Затем, помолчав минуту, продолжил: — Даже если мне пистолет к виску приставят.

Я быстро взглянул на священника, предполагая, что он каким-то образом смог увидеть винтовку, но отец Бернард собрал карты вместе и принялся перебирать их.

— Но я же не на исповеди, преподобный отец, — улыбнулся я.

Он засмеялся. С лестницы послышался голос Матери — она звала священника.

— Подумай об этом, Тонто, — попросил он и поднялся, чтобы открыть дверь. — Если что-нибудь придет тебе в голову, дай мне знать.

Мать вошла.

— А, вы здесь, — сказала она. — Надеюсь, эти двое не слишком вас задерживают, преподобный отец.

— Совсем нет, миссис Смит, — отвечал он. — Я просто хотел посмотреть, лучше ли они играют в карты, чем раньше.

— А… — отозвалась Мать, смущенная оттого, что отец Бернард изобрел какой-то изощренный тест с целью определить, не играем ли мы тайно в азартные игры. — И как, лучше?

— Совсем нет, — ответил священник, подмигивая мне. — По-прежнему страшно мухлюют.

— А… — протянула Мать, — ну, если можно, я хотела бы отвлечь вас на минутку, преподобный отец. Есть несколько моментов, которые я хотела бы с вами обсудить.

— Я в вашем распоряжении, миссис Смит, — ответил отец Бернард.

Он встал и направился к выходу мимо Матери, которая придержала для него дверь.

Когда он спустился по лестнице вниз, Мать набросилась на меня:

— Почему Эндрю еще не спит? Ты же знаешь, что он плохо себя чувствует, когда устает.

— Знаю.

— Так, если ты знаешь, прекрати паясничать и уложи его спать.

— Хорошо.

Мать оглядела нас обоих и вышла. Я немного подождал и выскользнул за дверь к лестнице.

— Не знаю, осознали ли вы это, преподобный отец, — начала Мать, когда они спустились вниз, — но отец Уилфрид был всегда открыт для исповеди, когда мы приезжали сюда.

Они остановились в коридоре рядом с комнатой отца Бернарда. Мать скрестила руки на груди — поза, которую она стала принимать с тех пор, как отец Бернард появился в Сент-Джуд.

— Понимаю, — согласился он и кивком головы указал на дверь чулана под лестницей. — Не здесь, наверно?

Мать одарила священника снисходительной улыбкой:

— Нет, мы использовали для этого комнату отца Уилфрида. Это ваша комната. В ней есть небольшой занавес вокруг умывальника, вы видели.

— А…

— Этот угол легко приспосабливался под исповедальню.

— Не сомневаюсь.

Мать придвинулась к священнику поближе.

— Я, собственно, не за себя прошу, преподобный отец, — сказала она. — А за других. За мистера и миссис Белдербосс, вообще-то. Они верят, что это место и это время года, в общем, очень подходят для того, чтобы открыться Богу. Это возможность для очищения души, вы понимаете?

Отец Бернард слегка коснулся рукой плеча Матери:

— Миссис Смит, будьте уверены, что я выслушаю все, что вы пожелаете рассказать мне.

— Благодарю вас, преподобный отец. — Мать почтительно наклонила голову. — А теперь об Эндрю.

— Да?

— Очень важно, чтобы он постился вместе со всеми в эти выходные. Я уверена, вы согласитесь с тем, что он должен быть правильно подготовлен.

— Да, конечно.

— Тогда мне понадобится ваша помощь, преподобный отец.

— Само собой разумеется, миссис Смит.

— Так что, когда мы будем в самой обители…

Они переместились в кухню, но я знал, что Мать скажет отцу Бернарду. Что она от него хочет. Как они заставят Хэнни выпить воды. Как сила Иисуса очистит его тело и изгонит немощь, из-за которой он молчит с момента появления на свет.

Когда они закрыли дверь, я вернулся в спальню. Хэнни стоял около окна. Он извлек винтовку из-под одеяла. Брат помахал мне, потом потеребил кончик курка, вывернул мушку и, прежде чем я успел сказать, чтобы он положил винтовку, вскинул ее, направил на меня и нажал курок.

Секунду я думал, что мертв. Я мертв, и это хорошо. Я чувствовал странное освобождение, что все кончилось, да еще быстро и безболезненно, на что я всегда надеялся. Однако Хэнни по-прежнему был на месте, я по-прежнему находился в комнате, мы по-прежнему были в «Якоре». Я понял, что задерживаю дыхание, выдохнул воздух и подошел к брату: