Эндрю Хёрли - Лоуни

Отец Бернард посмотрел на меня и, когда ему стало ясно, что я на самом деле ничего не понял из того, что сказал, он вздохнул и рассмеялся:

— Смотри! Когда ты священник, ты слышишь много всякого разного. А когда ты священник в Белфасте, тебе чего только не рассказывают. А когда ты священник в Ардойне, ты хотел бы вообще ничего не знать. Там постоянно ходят слухи о том, кто кому что сделал и почему. Кто осведомитель. Кто нет. Чей сын в тюрьме. Чей папаша держит пистолет под подушкой. Кто твой друг. И кто твой враг. И все эти люди ждут, чтобы я дал им верный ответ. И в этом вся соль, Тонто, убедить их в том, что ты знаешь верный ответ. Бог свидетель, если бы я был честен в отношении того, что я знаю, все бы уже давно горело синим пламенем. Нас не священниками надо было бы называть. На самом-то деле мы пожарные…

Он обернулся и посмотрел на Мать, Родителя и всех остальных.

— Я уверен, что они знают, что вы только пытались им помочь, — сказал я.

— Может быть, но не похоже, чтобы им это было нужно. Не думаю, чтобы кто-то стал плохо думать об отце Уилфриде после того, что произошло.

— Нет?

— Ты же видел их на кухне, Тонто. Отец Уилфрид вернулся и благословил их всех. Не думаю, что им теперь важно знать, как он умер.

Никто не мог ничего точно сказать. Может быть, виноваты были шатающиеся перила, и в конце концов они развалились под тяжестью руки молодого полицейского, когда все поднимались на колокольню. Или просто первый шаг отца Уилфрида по лестнице оказался неверным из-за темноты — лампочка наверху перегорела. Это могли быть старые половицы, которые покоробились и отошли от балок. А может быть, налицо были все три причины. Или, может быть, все случилось совсем по-другому. Единственное объяснение, самое очевидное — или самое простое, — имел место несчастный случай.

Было еще темно, когда раздался звонок от миссис Белдербосс, и, прежде чем Мать повесила трубку, я понял, что отец Уилфрид мертв.

Все собрались около церкви, сообщила Мать. Случилось что-то ужасное.

Мы с Матерью и Родителем пошли туда и присоединились к группе людей, собравшихся на снегу возле дверей. Отца Уилфрида увезла машина «скорой помощи», и причины оставаться там уже не было. Но никто не знал, что делать.

На ступеньках стоял полицейский и не давал никому войти внутрь. Он старался одновременно внушать страх и проявлять сочувствие. Рядом с домом отца Уилфрида стояла полицейская машина. Я заметил на заднем сиденье мисс Банс и рядом сотрудницу полиции. Мисс Банс кивала и прикладывала к глазам салфетку.

— Бедная Джоан, — сказала одна из уборщиц. — Найти его вот так.

Мать кивала, выражая максимум сочувствия, которое она могла изобразить, но я-то знал, что ее выводило из себя внимание, которым была осыпана мисс Банс. И с чего это? Глупая девчонка совсем сломалась.

Мисс Банс пришла, как обычно, к завтраку, и, обеспокоенная тем, что отца Уилфрида нигде в доме не было видно, да и постель не смятая, она пошла искать священника в церковь. Девушка посмотрела в ризнице, потом в сакристии и, когда она направилась к книжным шкафам у главного входа, предполагая, что недавно появившаяся у отца Уилфрида страсть приводить все в порядок и составлять описи задержала его там, наткнулась на несчастного почти случайно у подножия лестницы, ведущей на колокольню. Голова священника была разбита, а в нескольких футах от вытянутой руки погибшего лежала старая шпага.

Это было простое дело. Смерть от несчастного случая, как сразу все и подумали. Пожилой священник оступился и упал. Шпага? Он пытался защититься от взломщика? Но нет никакого доказательства, что в здании кто-то был. Церковь была заперта изнутри. Но был еще колокол, который, как люди слышали, звонил примерно в полночь. Это было, разумеется, странно, но оснований приписать этому факту какое-то особое значение не было. Колокола часто звонят в церквах. Шпага и колокол ничего не доказывали и не были приняты во внимание.

Похороны прошли в тот день, когда начал таять снег. Прихожане обрядились в черное и ждали под деревьями Большого Северного кладбища, чтобы потом вернуться в социальный центр на поминки.

Никто не оставался слишком долго. Мисс Банс не могла есть. Мистер и миссис Маккаллоу сидели рядом с картонной колыбелькой, склеенной учениками воскресной школы, и, проглотив очередную порцию мясного пирога, бросали на Генри гневные взгляды, как будто подозревали, что во всем этом была какая-то доля его вины. А Белдербоссы были совершенно измучены бесконечными соболезнованиями, высказываемыми прочими прихожанами, явившимися отдать дань уважения усопшему. Эти люди не были так убиты горем, но нервничали и недоумевали, поскольку последствия произошедшего, как круги по воде, должны были докатиться и до них. Что теперь будет с Сент-Джуд?