Эндрю Хёрли - Лоуни

— Слушай, что-то произошло с тобой и Эндрю в том доме на Стылом Кургане, и к Богу это не имеет никакого отношения.

Я взглянул на него и снова перевел взгляд на дом.

— Почему вы пошли туда? — задал вопрос священник. — Я думал, мы договорились, что вы будете держаться подальше от этого места.

— Хэнни хотел посмотреть на птиц, — ответил я.

Отец Бернард понял, что это ложь, и на лице его промелькнула неприкрытая обида, может быть, даже гнев, прежде чем он снова заговорил мягким тоном:

— Тонто, если ты связался с чем-то, с чем не следует, я могу тебе помочь, ты понимаешь? Не бойся рассказать мне обо всем.

— Мне нечего рассказывать, — ответил я.

— Я не о той ерунде, про которую говорил Клемент. Существуют разные трюки, с помощью которых умные люди умеют заставить поверить в разные фокусы.

— Гипнотизеры?

— Не совсем они, но кто-то в этом роде. Что бы это ни было, Тонто, это не настоящее. Это не продлится долго. И мне ненавистно думать, что все ваше счастье будет разрушено.

— Вы думаете, именно это случилось с Хэнни? Что он был загипнотизирован?

— Нет, конечно. Но только ты можешь дать верный ответ.

— Я не знаю, что сказать вам, преподобный отец.

Раздался внезапный взрыв смеха, и мы оба оглянулись. Хэнни вышел из дома и попытался заговорить с церковными старостами, сидящими на скамейке рядом с оранжереей, но стайка детей стала переманивать его поиграть с ними в футбол. Дети победили, и Хэнни принялся гонять мяч по саду вместе с ребятней, а те, смеясь, старались выбить мяч у него из-под ног.

— А разве нельзя, чтобы все верили, что это совершил Бог? — спросил я.

— Ты имеешь в виду, позволить всем верить? — уточнил отец Бернард.

— Да.

— Это называется ложь, Тонто.

— Или верой, преподобный отец.

— Эй, Тонто, не занимайся демагогией.

Отец Бернард устремил на меня взгляд. Мы повернулись, чтобы посмотреть на людей рядом с домом. Музыка доносилась отовсюду. Мистер Белдербосс играл на своей гармонике. Мать танцевала с Родителем. По-моему, я никогда еще не видел ее такой беспечно счастливой, именно такой, какой она и должна быть в своем возрасте. Ведь ей не было еще сорока.

Теперь, когда я думаю о Матери и Родителе, мне вспоминается тот летний день, ее руки лежат у него на плечах, его руки — на ее талии. Я вижу, как обвивается подол ее юбки вокруг тонких лодыжек. На ней туфли с пробковыми каблуками. Родитель закатал рукава рубашки, а очки сунул в нагрудный карман.

Мать что-то крикнула и игриво шлепнула Родителя по руке, когда он закружил ее в танце.

— Это совсем другая женщина, — заметил отец Бернард.

— Да, — согласился я.

— Ей идет.

— Да. Идет.

Священник долго рассматривал свои руки.

— Я скоро уеду, — сообщил он.

— Вы должны возвращаться к себе? — не понял я.

— Я имею в виду, я уезжаю из прихода, Тонто.

— Из прихода? Но почему, преподобный отец?

— Я решил вернуться в Белфаст. Епископ будет не в восторге, но думаю, так будет лучше. Я не вижу, какую пользу я могу здесь принести. Во всяком случае, сейчас.

— Вы не можете уехать. Кто же будет вместо вас?

Священник улыбнулся и искоса посмотрел на меня:

— Я не знаю, Тонто. Кто-нибудь. — И тяжело вздохнул. — Знаешь, я не хочу уезжать, но я не тот, кого здесь хотят видеть, кто здесь нужен. Я не Уилфрид Белдербосс, верно?

Отец Бернард нагнулся и подобрал яблоко, упавшее у его ног. Оно было сплошь в ржавого цвета дырочках, прогрызенных осами. Он повертел его в руке и бросил в высокую траву у забора.

Я подумал секунду, потом сказал:

— Преподобный отец, вы подождете здесь?

— Конечно, — отозвался он, откинувшись на спинку скамьи, а я заторопился к сараю.

Внутри было очень тепло. Пахло старой землей и креозотом. На ржавых гвоздях были развешаны инструменты Родителя, а выше, за старыми треснутыми горшками, которые он вечно собирался склеить, под корытцем для семян лежал пластиковый пакет. Я снял его и вернулся к отцу Бернарду, который сидел, положив одну руку на спинку скамьи и наблюдая за слоняющейся вокруг дома публикой.

— Что это? — спросил он.

— Я думаю, вам нужно это почитать, преподобный отец, — сказал я.

Он взглянул на меня, вынул тетрадь из пакета, открыл ее и тут же закрыл.

— Это дневник отца Уилфрида, — произнес он, протягивая мне тетрадь. — Ты говорил, что не знаешь, где он.

— Я хранил его в надежном месте, — усмехнулся я.

— То есть ты украл его.

— Я не крал его, преподобный отец. Я нашел его.