Изабель Пандазопулос - Три девушки в ярости

Должно быть, тебе хочется узнать, что я делала все эти пять лет. Мне нечего или почти нечего ответить. Я воспитывала детей. Я ухаживала за Магдой. Я переходила от одного обеда в городе к другому, из одного концертного зала в другой и с виллы в Сен-Рафаэле в замок в Базоле. Ах да! Как же я забыла! Я заново обставила нашу парижскую квартиру. Разве это не похоже на счастье? Это та самая жизнь, о которой я мечтала. Обеспеченная, комфортабельная и беззаботная. Мне за неё не стыдно. Но горло перехватывает каждый раз, когда я об этом думаю, и вот уж некоторое время я просыпаюсь в слезах. Это так смешно. А ещё смешнее забеременеть — в моём-то возрасте. В этом году, Сибилла, мне стукнет 39, и я больше не хочу детей. Да я, кстати сказать, не хочу больше вообще ничего, и, даже если врач убеждает меня, что все чёрные мысли вызваны моим положением, я-то хорошо знаю, что болезнь глубже. Я не хочу этого ребёнка. Я слишком стара. И слишком часто остаюсь одна в этой огромной квартире, где мне немного тоскливо. Максим иногда не приходит сюда ночевать. Ты знаешь, как он всегда любил женщин. И сейчас, думаю, он сильно влюблён.

За эти месяцы я растолстела, подурнела, еле хожу… Очень страшно чувствовать, как ребёнок формируется вопреки мне самой. Максим уверен, что это у меня пройдёт. Наверное, он воображает, что пустоту заполнит младенец. Но он ошибается. Я не хочу этого ребёнка. И впервые в жизни завидую той, другой, что пробуждает в нём мечты и, должно быть, моложе, свежее, веселей меня.

Возвращайся скорее, дорогая Сибилла! Ведь ты единственная, кому я могу довериться.

Париж,

2 декабря 1966

Дорогая Ильза!

Я решила взяться за перо, поскольку вы отказываетесь приехать к нам в гости и, как я только что узнала, не хотите праздновать Рождество в этом году в замке, в Базоле, хотя за тридцать лет это уже вошло в обычай. Я знаю, что вы весьма сердиты на Максима, который, несомненно, не слишком хорошо с вами поступает. Но я его неплохо знаю — в конце концов, он мой сын! — чтобы торжественно подтвердить вам, что он безумно любит вас — и тем больше любит, что вы носите его дитя.

Ваши планы отправиться в Берлин абсолютно безрассудны, а с учётом вашего положения это всё просто немыслимо.

Мы с вами не очень-то любим друг друга. И всё же позвольте мне сделать вам признание, которое не преминет удивить вас. Будь у меня выбор, я не стала бы иметь детей. Даже сейчас вид беременной женщины вызывает у меня непреодолимое отвращение. Материнство — кабала, какой ни один мужчина не в силах даже вообразить. Но скажем честно, моя дорогая невестка: если ребёнок — мальчик, он гарантирует вам пусть не присутствие даже, но хотя бы постоянную поддержку мужчины, который, несомненно, в конце концов оставил бы вас ради другой — той, что родит ему сына.

Итак, жду вас, дорогая Ильза, на наши праздники. Как и каждый год.

Искренне ваша,

Берлин,

14 декабря 1966

Я люблю читать твои письма. Даже когда ты обзываешь меня старухой. А впрочем, честно говоря, я считаю, что ты поднимаешь такой шум, только чтобы скрыть собственную неискренность, ведь ты вполне сознательно следуешь моим советам.

Во-первых, ты не виделась больше с Рикардо и больше о нём не упоминаешь.

Во-вторых, ты предоставляешь родителям самим решать свои проблемы и развлекаешься на полную катушку.

И что?

И что, я ведь была права…

Мне доставляет большое удовольствие представлять, как ты танцуешь. Станцуй для меня. В ожидании дней побезоблачнее.

…

Здесь много всякого произошло.

Я начала каждый день записывать мысли в тетрадочку. Обо всём и ни о чём. Заставляю себя. Мне нужно научиться. Но чем чаще и больше пишу, тем становится легче.

Это письмо будет не таким длинным, как твои. Я ещё не умею наводить мосты между днями. Ну, да ты сама увидишь. Для этого ведь нужно постараться.

На День святого Николая принесли ёлку. Она слишком большая для нашей квартиры. И ещё слишком тощая. Кроме того, верхушка спилена. Украшений у нас немного, потому что это всё-таки дороговато. Но она каждый вечер мерцает. Я испекла песочное печенье с миндалём и мёдом.

Мы с папой изо всех сил заставляли себя выглядеть весёлыми. И нам это почти удавалось.

…

Однажды папа дождался меня у выхода из лицея. Я думаю, ему оттуда позвонили. Забеспокоились, потому что я ни с кем не разговариваю.