— Не делали ничего такого, в чём не замечены были бы большинство немцев, и, разумеется, не были согласны с Гитлером, но и не выступали против него. В стране появилась работа, а ведь до этого был кризис. А если насчёт остального — просто смирялись, жили, опустив головы, стараясь избегать неприятностей. Боялись.
— Кто — боялись? — холодно спросила я.
И тут резко перебила мама:
— МЫ, МЫ боялись. Те самые МЫ, среди которых так тёпленько сейчас устроилась и ты.
Это было как удар кулаком в солнечное сплетение. Я поняла: разговор не просто окончен — нет, я в некотором смысле только что невольно объявила им войну.
Мне страшно.
Но я не могу иначе. Мне надо жить дальше, выбрать свой, собственный путь. И я чувствую себя самой собой, только когда я не с ними.
Что бы тебе ни сказали обо мне, Сюзанна, прошу тебя не понимать это буквально. Я буду всегда честной и буду говорить. Таков единственный способ, который я нашла, чтоб выбраться из этой грязи. Я хочу знать, что случилось в моей семье. Как думаешь, а если ты напрямую спросишь об этом свою маму, у неё хватит смелости ответить тебе?
Я не уверена, что ты прочтёшь это письмо. О небо, будь же к нам милосерднее!
Обнимаю тебя,
Магда
Берлин,
1 июля 1967
Ильза,
поверь, я предпочёл бы никогда не писать этого письма. Могу тебя уверить, что снова поневоле переживать тот кошмар, что остался нам в наследство от родителей, мне так же тяжко, как и тебе. Но стоит мне лишь подумать, что мы наконец освободились от него, как те же вопросы возникают опять, и я опять в странном положении, словно обязан отвечать за то, что они совершили, что думали и кем стали.
На сей раз спрашивать у меня пришёл черёд Магды. Всё прошло хуже некуда. Я ничего ей не сказал. И по-прежнему считаю, что в тысячу раз предпочтительнее молчать. Я не хочу, чтобы эту тяжкую ношу несли и наши дети. Это и для нас довольно трудно. Надо покончить с этим. Стереть насовсем из памяти. Молодые поколения не отвечают за всё, что натворили их предки. Я абсолютно убеждён в этом.
Магда, думаю, теперь из кожи вон вылезет, чтоб только разузнать побольше. Её к этому подначивает компания молодых самодовольных леваков, которые ратуют за всестороннюю открытость. Я же буду держаться всего, о чём говорил прежде. Надеюсь, что и ты поступишь так же, если эти вопросы тебе задаст Сюзанна. За ней в этом смысле дело не станет. Потому я и предпочитаю предупредить тебя заранее.
Сообщаю тебе ещё одну неприятную новость. Что-то вроде продолжения предыдущей. Под твоим кровом у Дитера с Магдой была довольно долгая любовная связь. Я узнал об этом несколько месяцев назад, когда застал Магду за сочинением ответа на его очередное письмо. Мне что-то показалось странным, почему она получает от него столько посланий. Когда я понял, в чём дело, то решил помалкивать, но потихоньку перехватывать письма Дитера. Случилось то, что я и предвидел: он прекратил ей писать. А сейчас — вот снова за своё. Я распечатал его письмо, и там он говорит, что ходит на сборища ультраправых, сочувствующих фашизму и склонных к насилию. Предпочитаю предупредить тебя об этом.
Я так долго просидел в тюрьме лишь потому, что Штази обнаружило — я до сих пор не знаю как, — что наши родители, едва услышав, что война проиграна и Гитлер покончил с собой, бежали в Южную Америку. Агенты политической полиции на востоке пребывают в уверенности, что мы знаем, где они скрываются. Или, раз уж они приходятся нам родителями, что рано или поздно они попытаются вступить с нами в контакт. Ничто не может поколебать их убеждённости, и это настоящая одержимость. При этом они знают, что я отказался быть офицером СС и в 1943 году побывал в российском плену. Известно им и то, что я выбрал местом жительства Восточную Германию по убеждению и дабы таким способом выразить своё полнейшее неприятие всего, что делали наши родители, хотя и не знал ещё всего размаха содеянного. Да ведь и ты тоже по-своему бежала от них, правда, иначе…
Но для Восточного Берлина мы — генетические носители национал-социализма. В их глазах это нестираемое пятно.
Так что — ради безопасности Сибиллы и моих детей — для меня очень важно, чтобы никаких намёков на те времена в этом доме не было БОЛЬШЕ НИКОГДА.
Я ни в чём не могу тебя упрекнуть. Но пойми же сама, и речи быть не может о том, чтобы этим летом Магда поехала в Сен-Рафаэль. Я не очень-то хочу, чтобы она там встретилась с Дитером. И по мне, было бы разумнее предохранить от таких тошнотворных встрясок и Сюзанну.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу