Письма эти не только дышат теплом и преданностью, они свидетельствуют и о незаурядном уме их автора, его уравновешенности, самообладании, полном отсутствии тщеславия. В них сказывается его редкостная непринужденность и простота в отношении к людям, делавшая непосредственное общение с ним чрезвычайно приятным и оставлявшая самую добрую память. Удивительно, что Гвюдйоун Хельги, не получивший никакого образования — ведь он рос приемышем в глухом хуторе у Боргар-фьорда, — бессознательно писал хорошим слогом и грамматически совершенно правильно, в соответствии с орфографией, которой пользовались в книгах и газетах начала века.
Мне думается, Йоунас из Стардаля был единственным человеком, кроме членов семьи, который помнил моего отца; в 1967 году он написал о супружеской чете из Лакснесса так, как будто видел отца только вчера. И о матери моей он рассказывает очень достоверно, насколько это возможно для постороннего.
О Гвюдйоуне из Лакснесса Йоунас пишет, что это был энергичный человек, ко всякой работе он относился с любовью и интересом, а когда бывал дома, ни минуты не сидел на месте, занимаясь чем-нибудь в доме или в усадьбе. Йоунас подчеркивает, что в работе Гвюдйоун был очень точен и внимателен, и замечает, что ему не приходилось встречать другого человека, который мог бы настолько полно использовать свое и чужое время, никогда, однако, не злоупотребляя свободным временем своих работников или днями их отдыха.
Любую работу он всегда начинал ранним утром, но не трудился по позднего вечера, даже в сенокос.
Я продолжаю цитировать Йоунаса из Стардаля. Помню, передавая мне свою статью, он сказал, что я волен делать с ней все, что мне заблагорассудится. Однако я повторяю, что, хотя я и привожу эту статью только в отрывках, я нигде не отступаю от сути написанного.
Гвюдйоун был во всех отношениях рачительным хозяином и хорошо кормил своих животных, «чтобы они приносили пользу», пишет Йоунас. Но «не нянчился со своим скотом», как говорится, не получал от ухода за ним удовольствия и никогда не говорил о своей живности с другими людьми, как это обычно делают крестьяне, в особенности плохие хозяева. То же и с лошадьми. Он не усматривал особой радости во владении ими, не в пример большинству коневодов, а просто разводил их для хозяйственных нужд, для своих поездок в качестве руководителя дорожных работ и для других надобностей. Он хотел иметь надежных, покладистых, резвых и выносливых лошадей. Он никогда не ездил медленно, если это от него зависело, но никогда и не гнал, пуская лошадь спокойной ровной рысью. Как-то в разговоре со мной Йоунас очень метко охарактеризовал его езду: «весьма разумная верховая езда». Рвение его к работе было так велико, что он просто не мог ездить медленно. Йоунас, несомненно, подразумевает здесь то, что называется «тише едешь — дальше будешь».
Гвюдйоун считался хорошим певцом, продолжает Йоунас, играл на небольшом органе и в особенности на скрипке. Его жена Сигридур тоже хорошо пела. В ту пору в долине Мосфедль было много хороших певцов среди крестьян, и Гвюдйоун обучал их и устраивал спевки. Пастор Магнус Торстейнссон из Мосфедля был очень музыкален, обладал прекрасным голосом и тоже принимал участие в этих уроках музыки и пения. Проходили они у нас дома, в Лакснессе. Там были и музыкальные инструменты, маленький орган и скрипка.
Йоунас рассказывает, что Гвюдйоун всегда аккомпанировал на скрипке хору в Лаугафедльской церкви, которую он вместе с женой посещал по воскресеньям или в большие церковные праздники. По словам Йоунаса, это придавало праздникам особую торжественность.
Как только у Гвюдйоуна выпадала свободная минута, он садился за орган или играл на скрипке.
Йоунас и мой отец были добрыми друзьями. Йоунас говорит, что погостить у Гвюдйоуна и его жены было очень приятно, если только находилось для этого время. По его мнению, Гвюдйоун был на редкость общительным человеком и поистине талантливым рассказчиком. Он рассказывал о своей родной округе у Боргар-фьорда, о бесчисленных событиях и приключениях своей жизни в те годы, когда работал начальником дорожных работ на севере и на востоке страны, а также о всяких забавных людях и чудаках, которых встречал в разных местах. Причем рассказывал так искренне, так захватывающе, что собеседник забывал о времени. Гостю никогда не приходилось искать предмета для разговора. Отец говорил, не повышая голоса, лукаво улыбаясь, говорил свободно, как по писаному, точно заправский оратор.
Читать дальше