Свейдн Бергсвейнссон - Рыбаки уходят в море… Исландская новелла

— Извините, — произнес я, — но, поскольку само провидение толкнуло меня в объятия вашего преосвященства, осмелюсь задать вам деликатный вопрос: скажите, пожалуйста, что это за место, где мы с вами находимся? Я спрашиваю вас, потому что понимаю, епископ не пришел бы сюда просто так.

— Гм, — произнес епископ. — Вы кальвинист?

— Я хотел бы услышать из ваших уст, где мы находимся и зачем нас сюда пригласили?

— С превеликим удовольствием, — ответил епископ, делая широкий жест в сторону человека в золотых позументах. — Разрешите представить вам начальника генерального штаба.

— Прошу извинить меня, господа, — сказал я. — Ну конечно, я должен был догадаться, что организатор этого торжества — генеральный штаб, а не высшее духовенство. Но для меня по-прежнему загадка, отчего меня тоже пригласили сюда.

Тогда генерал сказал:

— Упаси вас бог, молодой человек, переоценивать генеральный штаб. Где уж нам, у нас не всегда хватает и на понюшку табаку, не то что устраивать банкет, ха-ха-ха!

Когда генерал громко захохотал, откуда-то вновь выскочил тот самый исландец и навалился на генерала, опять оставив меня один на один с епископом. Так что служителю церкви не удалось отделаться от меня, подсунув мне генеральный штаб. Праздничный гул тем временем все усиливался, и теперь даже на расстоянии двух сантиметров приходилось кричать изо всех сил. Я прокричал в ухо епископу:

— Ладно, оставим меня. Я человек темный. Ну, а вас-то, высокопочтенный отец, кто пригласил сюда? Что вы здесь делаете? И кто здесь главный?

— Вкус плода узнаешь, только отведав его! — прокричал в ответ епископ. — Вы видели стол?

Я ответил, что нет еще, прежде всего я хотел бы повидать хозяина, приветствовать его. Епископ подвел меня к столу и тотчас исчез.

Оказалось, у стола собралось довольно много народу. Одни стояли, остолбенев от удивления, другие усердствовали вовсю.

Должен сказать, что такое изобилие еды и напитков не все могут себе позволить. Чего тут только не было! Горы нежных голубиных грудок, утиных язычков, как в Китае, а над всем этим возвышались гроздья черного винограда и пышные торты с белоснежным кремом.

Представители всех сословий и рангов толпились вокруг стола, каждый со своей супругой. Судя по внешнему виду, тут был и торговый люд, от оптовиков до продавцов, и чиновники всех рангов, вплоть до мелких конторщиков, шоферы коммунальных управлений, подметальщики улиц. Должно быть, приглашение свалилось на всех неожиданно, ибо туалеты дам не отличались особой тщательностью; правда, некоторые успели хоть лицо умыть, но вытирали его с такой поспешностью, что едва не содрали кожу, иные в последнюю минуту прибегли к губной помаде и теперь выглядели так, словно измазались клубникой. Одни смущались, даже робели, точно им пришлось появиться на людях в ночной сорочке. Другие и вовсе были перепуганы и держались так, словно провалились через крышу в продовольственный магазин и не знали, кем их сочтут: злоумышленниками или жертвами несчастного случая. Некоторые пытались изобразить на лице невозмутимость, точь-в-точь как ребятишки, когда их застают за кражей моркови в чужом огороде. Были и такие, кто неизвестно почему боялся даже вилку вонзить в голубиную грудку. Я не заметил никого, кто осмелился бы положить себе на тарелку утиный язычок. И когда кто-то полюбопытствовал, что это за блюдо, объяснение не вызвало особого интереса к язычкам.

Зато большинство гостей с аппетитом запихивали в себя все эти яства, точно боялись, что им не достанется того, что уже успели отведать другие. Несколько человек даже поперхнулись и закашлялись, да так, что лица посинели. Одного господина пришлось вывести из зала: говорят, он второпях проглотил ружейную дробь. А какая-то дама сунула в сумку копченую свиную ножку, оправдываясь тем, что сможет поглодать ее в свое удовольствие только на следующее утро, когда муж уйдет на работу, и добавила, что зубные протезы, которые она надевает по торжественным случаям, справятся разве только с рыбным пудингом.

Другая, вполне благородная с виду дама набросилась на осетровую икру — надо надеяться, икра была настоящей, — и ела ее ложкой, словно овсяную кашу.

Когда все мало-помалу поняли, что еды здесь вдоволь и что соседу завидовать незачем, многими овладело этакое приятное сонливое блаженство, челюсти заработали спокойно и дружно, как у верблюдов в пустыне. И все вопросы, только что волновавшие их воображение, были забыты.