Алексей Федорочев - Мажор

- Ты ведь достанешь эту суку? - с надеждой спросила командир наемниц.

- Прощай, Христ, - ушел от ответа мужчина, - Мои дела здесь почти закончены, в Слободку я больше не вернусь. Приятно было с тобой работать.

- С тобой тоже, - наемница не стала настаивать на ответах, которые все равно не получит, - Передавай привет Колокольчику. Жаль, так и не вытрясла из него адрес Аглаи.

- Николаевск, это под Екатеринодаром. Точного адреса не знаю, но думаю, найдешь. Аглая не самое распространенное имя, а Николаевск не особо велик. Прощай!

- Спасибо, Санни! Прощай.

И снова пустыня ведет, теперь уже по следам нападавших. У них фора в двадцать часов, но нет сродства с песком, к тому же они не спешат. К чужому лагерю маг вышел под утро. Вторые сутки без сна вымотали, и он не стал возиться с лезвиями. Кровь, кишки, вопли... зачем? Зину и девчонок это не вернет. Всего лишь один из барханов немного подвинулся, скрыв под собой малейшие признаки присутствия людей. Вместе с людьми. Это просто, если ты Ужас Пустыни.

Князь Василий Георгиевич Солнцев, последние семь лет гораздо чаще откликавшийся на Санни, те же семь лет редко упоминал свое дворянское достоинство - никого оно здесь не интересовало. Данное за глаза прозвище Пустынный Ужас само по себе являлось титулом и вдобавок льстило самолюбию, потому что князей много, а Ужас всего один. И Ужас со всей своей кровавой славой был гораздо свободнее в поступках, чем представитель забытого обедневшего рода.

Как князю российской империи Василию Солнцеву следовало всей душой ратовать за долгие годы жизни матери короля Сауда, звавшейся когда-то великой княжной Еленой. Достаточно умной, чтобы выжить после смерти мужа, достаточно хитрой и изворотливой, чтобы удержаться у власти, и... достаточно подлой, чтобы пожелать свою власть расширить. Князь Солнцев - сын другого князя Солнцева, много лет верой и правдой прослужившего в Департаменте внешней разведки, не мог не узнать лорда Уинтерхилла, входящего в совершенно непримечательный дом, где "болела" обладательница "венца" в четыре зубчика и один росчерк.

У Ужаса Пустыни ничего не дрогнуло в душе, когда домик сложился.

Я не знаю, чем руководствовался господин Азиз ибн Сулейман, запихивая меня помощником механика на судно. Допускаю, что выбирать ему было не из чего, вряд ли доктор постоянно промышлял укрывательством нелегалов и знал в порту все входы-выходы. Но даже так медик оказался непрост, ох, как непрост! Количество хоть чем-то обязанных ему людей впечатляло, а главное, качество! Вальяжные портовые чиновники, начальники участков, таможенники, вообще какая-то шушера! Последний выбивался бы из ряда, если не знать, что неприметный человечек со дна общества имел полноценную "мантию", то есть однозначно не мог быть нищим попрошайкой, за которого себя выдавал.

Отъезд из Аравии чем-то напоминал годовалой давности прибытие: меня по цепочке передавали незнакомым людям, пока не оказался на борту. И только там выяснилось, что я не пассажир, а, оказывается, нанялся в рейс до Австралии! До Австралии, ёпта!!! Для парня, не выбиравшегося первые шестнадцать лет жизни никуда дальше Екатеринодара, я слишком стремительно осваивал глобус.

Экипаж круизного лайнера "Лабрадор", идущего под канадским флагом, подобрался интернациональный, говорили все в основном на английском, реже - французском. И тот и другой языки я когда-то изучал в школе и дома, потом неплохо закрепил частым использованием в Слободке, так что никаких барьеров в общении не возникло. Сначала опасался показывать диапазон знаний - откуда арабу из глубинки знать несколько иностранных языков? - но, как оказалось, заглядывать мне в паспорт никто не рвался, а умение объясняться приписали национальной особенности:

- Завидую я вам, арабам! Языки вам легко даются! - разглагольствовал как-то за работой мой непосредственный начальник Сэм Морти, принципиально не владеющий ничем, кроме родного американского. Если бы не наловчился трындеть с его соотечественниками, составляющими немалый контингент Сити, то со своим классическим образованием понимал бы его речь через слово, - Твой предшественник - Али, он их штук восемь знал, в каждом порту на местном чирикал. И ты, такой молодой, а уже три знаешь.

- А куда он делся?

- Кто?

- Али.

- Сошел на берег в Джидде и не успел к отплытию, сукин сын!

- Не надо ругаться так! - задрюченный валькириями я знал, что почти не злое для американца ругательство, настоящему арабу будет тяжело снести, - Сукин сын - это серьезное оскорбление.