Кирилл Апостолов - Времена и люди

Раньше укоряла: вся жизнь — людям, что дома делается — не знаешь, а теперь сама посылает. Жалеет его.

Он подошел к умывальнику. Нет, не бай Тишо глянул на него из зеркала. Мешки под глазами, обвисшие щеки. Старик, спевший свою песню.

— Садись, остынет.

Сели, как всегда, друг против друга. Ели молча, каждый глядя в свою тарелку. И вдруг Славка раздосадованно хлопнула ложкой о стол: жуешь, жуешь, а запить нечем. Бутылку лимонаду в селе не купить!

Славка права: осенью еще обещал ей вызвать на правление председателя коопсоюза и намылить ему холку за плохое снабжение. Не успел.

— А тебе и дела нет. Пошел бы, расшевелил его. Все тебя уважают, все слушают.

Вот ведь! Пока был начальством, сам старался власть свою не выпячивать, а если — хоть редко, но бывало — заносило: «Я сказал!.. Я велел!», так она тут же — хвать за узду: «Не ты власть, а народ, люди! Твоя власть не наследная!»

А Славка все не отступалась: надо вызвать председателя коопсоюза, пусть отчитается. Ракия и вино у него всегда есть, все о плане заботится, а о населении позаботиться — так его нету… Он пообещал позвонить Маряну Генкову, чтобы тот вызвал коопсоюзовских лентяев и снял с них стружку.

— При чем тут телефон? Сам пошевелись, сам сходи. Целый партийный комитет выбрали, а валите все на секретаря! Он человек новый, еще не вник. На чужой горб вали, вали — все мало. Тоже мне актив! Ну, ступай, ступай. Хоть это дело сделай. Да и мне пора за уборку.

Только и ищет повод отправить его из дому. Радоваться или нет этим ее нехитрым уловкам? По опыту знал ее непреклонность: уж если что надумала — своего добьется, спорить с ней — все равно что море чашкой вычерпывать. Смолоду такая. Вышел на двор, оглядел его придирчиво, по-хозяйски. Заметил, что дров осталось мало, и взялся за топор.

Рубил не спеша, механически, не примеряясь, и не заметил, что вместо поленьев вылетают из-под топора лучины на растопку. Всеми мыслями был он там, на своем последнем собрании… Вставали в памяти отдельные лица, написанные на них беспокойство и страх, слышал ропот в зале, когда назвали имя нового кандидата в председатели: «А бай Тишо? Почему не бай Тишо?»… До сих пор звучат в его ушах голоса людей. Правильно ли он поступил, попросив Давидкова объявить, что бай Тишо возглавит местную партийную организацию? Он это сделал с чистой совестью и без колебаний, потому что был убежден, что только так можно утихомирить взволновавшихся односельчан и заставить их голосовать за нового председателя. Так и получилось. Услышав, что он, бай Тишо, остается в селе, все поуспокоились и на скорую руку выбрали Сивриева. Секретарем он, однако, не стал. Не могу, оправдывал он сам себя, я уже стар для этого. Устал. Болен. Да, он сам не проявил желания, и не из-за здоровья. Тогда и речи не было про «триста хвороб», хотя Славка и настаивала, чтобы ушел на пенсию, отдохнул наконец. А из-за того, что если бы сдержал слово, данное на собрании, то пришлось бы перемещать куда-то Нено, то есть сломать все личные планы своего на протяжении многих лет верного помощника.

А вот Тодор Сивриев… этот воспринял перемену как нечто само собой разумеющееся. Уселся на председательское место, которое на протяжении пятнадцати лет принадлежало бай Тишо, и тотчас погрузился в дела. Не нашел времени ни семью свою из Хаскова привезти, ни его, бывшего председателя, пригласить, хотя бы для проформы: сдать-принять документацию. Сивриев не позвал, а он сам не стал навязываться. Между ними незаметно словно бы гора выросла, разделила их, будто бы и не крутились они вместе на одном вертеле. Он хорошо успел изучить своего преемника, чтобы ждать от него внимания, уважения, заботы. Поведение Сивриева не удивило — оно было как раз в его духе. Удивило то, что открыл в себе самом. Получалось, что в служении людям заключались не только смысл и радость жизни, но и тщеславие. Тщеславие! Притаившийся червь, который вызывает убеждение в том, что те, кому служишь, за кого радеешь, нравственно обязаны тебе. Он и в мыслях не допускал, что такое может быть ему свойственно. Всегда считал, что тщеславие присуще только самовлюбленным, тем, кто, кроме себя, своих личных интересов, не признает никого и ничего. А оказалось, что и он носил этого червя в груди, но обнаружил его только тогда, когда потерял надежную опору в жизни.

А может быть, он ошибается? Может быть, люди и сегодня такие же, какими они были вчера и позавчера? И не так уж черно вокруг, просто надо учитывать время, в которое живешь…