Кирилл Апостолов - Времена и люди

Поживем — увидим, сказал он тогда сам себе, глядя на ее белое, как сметана, лицо, черные как смоль волосы и глаза — зеленые ли, синие ли, желтые ли — не поймешь. Поживем — увидим, повторил он про себя, потому что уже загнездилась в голове мыслишка. Ведь досадно же, что такая краса ненаглядная досталась этакому чурбану, каким он считал Сивриева, а он ей еще и рога наставляет да из Хаскова целый год не брал. К тому же он не простил еще председателю отказа в участке земли. Пожадничал! Будто земля его собственная!

Через несколько дней случай сам в руки приплыл: он увидел, как Елена, сноха деда Методия, входит в магазин. Вот это-то ему и нужно. Он помчался к Милене, сказал, что разгрузили машину с новым товаром, и попросил пойти с ним выбрать рубашку. Не нужно было ему никакой обновы! Как он и ожидал, Милене ни одна из выложенных на полки рубашек не понравилась, и слава богу, а то показала бы «Эта», пришлось бы раскошелиться. Заметив, что Елена направляется к выходу, он свойски тронул Милену за плечо: «Э, ясно! Работа наша деревенская, и снабжение деревенское. Пошли!» В дверях, будто случайно столкнувшись с Еленой, остановился:

— Что, и тебе ничего не приглянулось?

— Надо же было такой цыганский ситец привезти! — с досадой ответила она. — Кто теперь носит такую пестроту?

— Не тебе бы выступать против селькоопа. Муж как-никак бухгалтер в нем.

— Ну и что, что бухгалтер?

— Извините, я вас не познакомил. Это Елена из Моравки. Но здесь ее все зовут младшей снохой деда Методия. А это супруга нашего многоуважаемого председателя товарища Сивриева.

Милена, улыбнувшись, кивнула приветливо, в глазах же моравской красавицы, уже раскусившей его фокус, вспыхнули злые огоньки, и, не зная, во что выльется ее гнев, он поспешил ретироваться, сославшись на то, что на минутку только выскочил с работы. Удаляясь от магазина, он исподтишка поглядывал назад, не вцепились ли соперницы в волосы друг дружке…

На следующий день Милена остановила его:

— Илия, ты нарочно знакомил меня с этой женщиной?

— Как можно?! Видит бог, совершенно случайно вышло… Ну а то, что я вас оставил… Правда спешил.

— И все же ты это сделал нарочно.

— Ты когда-никогда сама бы узнала. Люди до сих пор шушукаются, что товарищ Сивриев и она… Народ разный, и недовольные есть… Но чтобы я нарочно подстроил… Ты мне плохого ничего не сделала… Я тебя… уважаю.

Он ждал ссор, сцен, криков, но в комнатах наверху ничего подобного не последовало. Единственное — Милена перестала выходить на улицу, посылая за покупками сына. Встречаясь с ним во дворе, держалась холодно. Он же не упускал случая заговорить с ней. Через месяц они снова стали разговаривать. Его ничего не ждало впереди, и было бы глупо на что-то надеяться. Просто общение с ней поднимало его в собственных глазах и, ему казалось, в глазах других людей.

Оранжевое зарево, залившее горы, угасло. Там, на горах, небо было еще светлым, а здесь быстро расползались сумерки, и вместе с ними громче загрохотала в ущелье река.

Он стер землю с мотыги, взметнул ее на плечо: на сегодня хватит.

На следующий день поднялся пораньше; солнце еще не выглянуло из-за Желтого Мела, и, пока Таска готовила завтрак, он окучивал арахис. Один из братьев-яворов, под чьей кроной можно спрятать целый дом, протянул ветви к участку и бросал на него тень. Его широкие ярко-зеленые листья дышали силой, молодостью, а арахис в тени желтел. И зачем ему этот явор? Он отшвырнул мотыгу и отправился за топором.

Эхо отозвалось от Цинигаро и заухало равномерно, гулко: «Ах! Ах! Ах!»

Прибежал отец, раскричался, разохался, мол, грешно рубить дерево, и чем оно ему помешало, крепкое, красивое…

— Поле душит.

— Весь вид у дома испортишь! Остановись, ради бога! В честь рождения твоего явор посажен…

— А мне это важнее, — ткнул он мыском ботинка в землю около пожелтевшего арахиса.

В это время вошли во двор Милена и Голубов.

— Симо! Вразуми хоть ты его! — бросился навстречу им старик. — Доведет дом до погибели…

— Это ваше семейное дело. Я пришел тебе работу предложить. Теплицы устраивают? Сходи посмотри, если нужно, с семьей посоветуйся, а завтра принимайся за дело.

— Опять сторож! Еще не было случая, чтобы дед Драган лизал то место, на которое плюнул. Так и скажи Сивриеву.

— Да не сторож, — в голосе агронома звучала досада, — лицо, ответственное за все материалы для строительства. Опять не то?

— Спа… спасибо, — заикаясь, благодарил дед с радостной улыбкой и добавил: — Я знал, к кому идти.