Михаил Рощин - На сером в яблоках коне

— Сама ты идол! Венера Милосская!.. Алеша! — заорала Лена издали. — Она голая, она простудится!

Викино тело уже не блестело от воды и из розового превращалось в мраморное.

Нет, ничего не помогает, говорят и говорят. Как приклеенные. Хлопнуть бы ракеткой по мягкому месту!

Лена закрыла форточку, сходила в ванну, принесла оттуда халат, бросила его Вике на плечи.

— Я и в самом деле иду под душ, слышишь?

— Да иди, иди, оставь меня, ради бога, в покое. Спасибо. Иди.

— Ради бога, ради бога! — все-таки отдразнилась Лена.

Она взяла прыгалки и стала скакать в прихожей и петь:

— Вот и смена караула, трам-па-па-ра, трам-па-пам!..

Вика не выдержала больше, потащила за собой телефон, дотянулась до двери и так пнула ее своей античной ногой, что весь дом загудел, будто не нога, а пушка.

— Псих! — крикнула Лена в последний раз уже в закрытую дверь и пошла наконец умываться. «Ну и вредина я, ну и вредина», — говорила самой себе с удовольствием. Будто важное дело сделала.

Но уже в школе, на уроке, перед самой контрольной, когда и листок лежал на парте, и условия задач были написаны на доске, и надо было думать об этих задачах, Лена вдруг взглянула в снежное окно — она сидела у самого окна слева, а Маринка справа, — и ей внезапно пришло в голову, что она нехорошо себя ведет, недобро и глупо. Она тут же увидела себя с ракеткой, как прыгала и орала, и стало вдруг стыдно. У них все-таки любовь, все серьезно, она, конечно, может думать что угодно, подходят они друг для друга или не подходят, но, в конце концов, ее никто не спрашивает, не ее это дело, а вредничать ни к чему. Любовь — это как праздник, вон они какие все время, что Вика, что Алеша, а она ходит на этом их празднике злая и надутая. Вот была бы она сама на месте Вики, а кто-нибудь без конца язвил и надоедал, да она бы голову оторвала, Вика еще молодец, старается не обращать внимания. Нет, пусть, пусть им будет хорошо, чего уж, пусть.

И с этой минуты Лена решила, что будет доброй и внимательной, станет им помогать, будет их любить, она и теперь их любит. Да, пусть будут счастливы, а уж она… она может уйти. Вообще уйти, исчезнуть, она уже не маленькая, можно уехать куда-нибудь, пусть живут здесь, поселятся в маленькой комнате, нет, пусть даже в большой. Они не узнают, где она, и, может быть, только через пять или десять лет, взрослая совсем, она приедет к ним. Она войдет, высокая, знаменитая, — может быть, станет чемпионкой и только что вернется откуда-нибудь из Америки или из Индии или, может, станет физиком или геологом, словом, это неважно, но она войдет, и они будут сидеть и пить чай, как всегда, и, конечно, ее не узнают сначала… Нет, не так. Они увидят ее портрет в газете или услышат по радио, и Вика закричит: «Подумать только, это ведь наша Малютка!», а Алеша с грустью скажет: «Да, как странно, это она…» А Лена усмехнется и скажет им: «Простите, что я так глупо себя вела, но я ведь была совсем девчонка, помните, меня еще называли Малюткой?» — «Нет, — скажет Алеша, — я уже тогда понимал вас и понял, что вы помогли нам…» — «Да, мне было нелегко, — признается Лена. — Но, впрочем, теперь это все в прошлом. Я рада, м о й д о р о г о й, что вы счастливы…»

— Ты что, с ума?.. Ты что сидишь?

Это Маринка. Она толкнула Лену ногой под партой, шепот ее был сердит. Лена опомнилась. Она почувствовала, что в глазах стоят слезы — не дай бог, если Маринка увидит! Скорей, скорей, что там? «Дан равнобедренный треугольник…» Да-да, она теперь будет другой, они увидят, что она не маленькая, что у нее хватает ума… Пусть, ей самой ничего не надо… «Отрезок АД равен основанию АС…» Они увидят…

Кажется, никогда она не была такой доброй, сердце в груди размягчилось, стало горячо, и хотелось плакать оттого, что она стала такой хорошей. «Всегда, всегда буду такая, как хорошо!»

Но в тот же вечер вот что получилось.

Алеша пришел в восемь часов, не пришел, а прибежал и сказал, что взял на всех билеты в кино: новый фильм, итало-французский, первый день идет. Мама только что пришла с работы (еще не сияла своего больничного платья, и от нее пахло эфиром и йодом), она устала и, поблагодарив Алешу, отказалась, дед вообще никогда в кино не ходил. Вика стала быстро собираться. Лена как раз кончила уроки, складывала на столе учебники и тетради в папку.

— Ну а ты что же, Малютка? — сказал Алеша. Он стоял в пальто, только снял шапку и посматривал на часы.

— Да, Малыш, ты что? — сказала Вика тоже.

— Ну что вы! — ответила Лена спокойно. — Зачем? Идите одни…