Леонид Хомутов - В сложном полете

Незабываемы возвращения домой. Кругом темно, только слабые редкие огоньки виднеются кое-где. Но вот на самом горизонте возникает чуточная красная отметинка, постепенно превращающаяся в полосочку. С течением времени она ширится, утолщается, растекается в дрожащее алое зарево. И вот оно уже в полнеба. Издали различимы гирлянды уличных огней, всполохи заводов, голубоватые вспышки электросварки и идущих трамваев, вишневые слитки остывающего шлака в отвалах. И облачность над городом багровая, переливающаяся, подсвеченная огнистым дыханием заводов. За сотню и более километров узнаем Надеждинск. Красив он ночью с высоты…

Гущин совсем осатанел. Недавно пристал ко мне, глаза округлил.

— Ушаков! Почему постель плохо заправлена?

— Как плохо? Не хуже, чем у соседей.

— Хуже! — подошел и сдернул одеяло: — Перезаправить! — и сам в сторону.

Я поглядел растерянно вслед… А может, он прав?.. Постараюсь получше заправить. Но ведь с год не получал таких замечаний. А тут просто стыдно! Будто первые дни в армии, когда Магонин раза два указал, но и то не сдернул.

Поглядывая на соседние койки, аккуратно вставил рейки, повернул и натянул одеяло без единой морщинки. Отступил на шаг, сравнил с другими. Нисколько не хуже. И в тот раз было так.

— Плохо! — откуда-то из-за спины появился Гущин. — Перезаправить! И снова сбросил постель на пол.

— Почему плохо? Я добросовестно заправлял. Лучше не смогу. Сравни с соседними, прежде чем сдергивать.

— Придется тренироваться! — неумолимо произнес Гущин.

Я смотрел на него с недоумением, он на меня (может, ошибаюсь) с презрением.

И что надо?.. Или по его плану проработки настала моя очередь? Хорошо, что рота ушла на самоподготовку. Меня и Гущина задержали в канцелярии. А то было бы хохоту и шуму: во, Гущин гоняет Ушакова! Не только нас, грешных… Но что делать, если в третий раз сорвет одеяло? Лучше-то не заправлю, как бы ни старался. И тогда до бесконечности. Он же не остановится. Не тот человек… Отказаться? Поднимет шум на всю роту, побежит жаловаться. И прощай тогда благодарственное письмо командования маме и мечты, с которыми поступал сюда. Да и на бюро придется отвечать. Что же, безвыходное положение?.. Но не волноваться, взять себя в руки… Попробуй еще раз как можно лучше…

Склоняюсь над койкой. Гущин не уходит, следит издали за мной.

— Вот все, — выпрямляюсь.

Гущин быстро приближается, глядит критически:

— Плохо! Перезаправить! — постель летит в проход между койками.

Худшее свершилось. Гущин не остановится, сколько бы я ни делал. Будь что будет!

— А теперь заправляй сам! — крикнул ему в спину и выбежал из казармы мимо улыбающегося дневального в умывальню.

— Курсант Ушаков! Вернитесь! Курсант Ушаков! Получите взыскание! — било в уши.

Постояв у окна минут десять, спохватился: надо же на самоподготовку. В казарме никого не было. Постель, конечно, валялась в проходе. Быстро заправив, побежал в УЛО…

Странно и удивительно, ни на вечерней проверке, ни на утреннем осмотре, Гущин не замечал меня. Не приказал выйти из строя и не объявил взыскание. Значит, объявит позже. А сейчас выжидает, может, консультируется, готовит почву. Но прошла… неделя, а взыскание почему-то до сих пор не объявлено…

Сестра Галя донимает своими письмами, своей заботливостью и переживаниями. Всякими расспросами, да допросами, охами и ахами.

Приходится частенько отвечать, а точнее объяснять и разъяснять, доказывать и рассказывать.

«Ты меня рассмешила. Ну что со мной может случиться? В полетах у нас происшествий не наблюдается. Недавно летал на боевом.

Понравилось. Впервые испытал не удовлетворение, а наслаждение. Чем больше осваиваю свою профессию, тем больше увлекаюсь. Уж очень она своеобразная, творческая и постоянно новая. И все это в ее особенности, отличии от других профессий. Опираясь на факты настоящего, «на сейчас», штурман работает на будущее, «наперед».

Так на старте он засекает время взлета — факт настоящего. И тут же рассчитывает и уже знает время посадки — факт будущего. На контрольном этапе, измерив ветер, он тут же рассчитывает курс, снос, путевую скорость на следующий этап. И такова вся его работа. Сродни профессии шахматиста… А в полете все время приходится сражаться с природой: ветром, облачностью, темнотой и решать извечную проблему, кто сильней — природа или человек. А в бою к этому еще добавится противоборство врага, стремящегося тебя уничтожить.