Илья Казаков - Девушка за спиной [сборник]

– Зато секс у нас был классный, – вздохнул Петр.

Мы помолчали.

– А ты ее голой фотографировал? – спросил я.

– Конечно. Миллион раз. Она сама просила.

– Поэтому и завелся. Представил, как ее новый мужик фотографирует. И что у них потом было. – Подумал и добавил: – Точнее, что у них до было. И что потом было.

– В смысле «до»? – не понял он.

– До фотографии. Где она голая к воде бежит.

– Завелся, – признался Петр.

– Слушай, – прошептал я. – Только не подумай, что я извращенец. Но раз она давно уже не жена, наверное, можно. А она просила, чтобы ты ее во время секса снимал?

– Да пошел ты, – сказал он. И как-то мечтательно задумался, не обидевшись.

– А что дальше-то? – спросил я.

– Я ей написал. Про фото, про то, какая она красивая. И что я всё сразу вспомнил и соскучился.

Я постучал себе по лбу. Негромко, но с выражением.

– Чего? – не понял он. – Что не так?

– Ну, ты дурень, – сказал я. – Ладно бы пьяным написал. Но трезвым-то зачем?

– Не знаю. Действительно соскучился, наверное.

– Она ответила?

– Ответила.

– И что написала? Что тоже соскучилась?

– Не написала, – сказал он. – Позвонила.

– Чертовы технологии, – разозлился я. – Раньше только телефон, да и то домашний. Сто раз подумаешь, стоит ли деньги палить. А теперь и ватсап, и скайп, не говоря уже о соцсетях. Человек даже подумать не может – правильно ли он поступает? Подумал, возбудился – и написал. Прочла, возбудилась – и ответила.

Петр выслушал мой монолог. Судя по выражению лица, быть полностью согласен.

– Сказала, что тоже скучает. Что нынешний совершенно такой же как она. А ей не хватает моей рассудительности, спокойствия.

– Рассудительный ты мой, – сказал я.

– Я ей сказал, что помню наш с ней первый секс, – рассказывал он. – И что все чаще представляю, как мы снова занимаемся этим.

– Да ладно?! – не поверил я. – Правда?

– Наверное, нет. Не знаю. Понимаешь, я вроде бы о ней и не вспоминал. А когда она позвонила, то сразу вспомнил все. И все, что говорил, вроде было правдой.

– И тут зашла жена? – спросил я.

Петр помотал головой.

– Я даже не понял, когда она зашла. Стояла за спиной и слушала.

– Во дела, – отметил я. – Сильно расстроилась?

– Сильно, – сказал он. – Собрала вещи и ушла. Сказала, что если предал раз в малом, то предам и в большом.

– Плохо, – оценил я и снова вздохнул. – Будешь пытаться вернуть?

Он меня словно не услышал.

– Я лежал в кровати и чуть не плакал. Такое странное ощущение оставленности и полного одиночества. Что уже ничего нельзя изменить. Одна глупость – а расплачиваться целую жизнь.

Я пересел к нему на диван. Приобнял, положив руку на плечо.

– Держись, брат.

– Я понял, как сильно ее люблю.

– Кого? – спросил я.

Петр посмотрел на меня, удивляясь вопросу.

– Жену. Так люблю, что не могу без нее жить.

– Дела, – сказал я сокрушенно и повторил: – Дела… – Опустил голову, потом поднял. И увидел, что к нам идет его жена. Веселая, обычная.

– Как?.. – успел спросить я, прежде чем она чмокнула меня в щеку.

– Мы в кино, – сказала она. – Пошли с нами? – Сказала и уставилась на меня. С напряжением. – Что с тобой? – спросила она. – Ты на себя не похож. Что с ним? – И повернулась к Петру.

– Я ему свой сон рассказал, – объяснил он. – Сегодня ночью кошмар приснился, очень натуральный. Он близко к сердцу принял.

Я сидел и думал – сказать ему, что он придурок, или нет? Решил, что при ней не стоит.

– Ну что? – спросил он и подмигнул. – С нами в кино?

– Спасибо, – сказал я. – Считай, что уже посмотрел.

– И кто она? – спросил я, вытягивая ноги поудобнее.

Балкон был оформлен в японском стиле. По крайней мере, я так считал. Холодный бежевый камень на стенах, циновка на полу. Небольшие прямоугольные светильники. И тени от машин, летящие по потолку. Будь я атеистом, подозреваю, эта комната довела бы меня до практики медитаций. Но я атеистом, к счастью, не был.

Дима задумался. Основательно.

– Ты что имеешь в виду? – спросил он.

– Будь мы Чапаев с Петькой, – сказал я, – и управляй нашим разговором Пелевин, мы бы сейчас ушли в метафизический спор о разнице между личностью, сущностью и ипостасью.

– Доведет однажды тебя любовь к литературе, – заявил друг.

– До чего?

Он не ответил.

– Ладно, – миролюбиво сказал я и подлил нам чаю. – Давай перейдем от философии к анкете. Сколько ей лет?

– Двадцать, – ответил он. С очень странной интонацией.