– Тебе не скучно? – спросила Валя.
– Я кино смотрю – «Четыре танкиста и собака», – отозвалась Зина.
В этот момент из лифта вышел Виля с большим чемоданом на колесах. Он увидел Валю, но не задержался и ничего не сказал. Прошел мимо, как незнакомый человек.
Валя стояла в растерянности.
Зина отвлеклась от телевизора.
Виля вышел из подъезда. Хлопнула входная дверь.
– Куда это он с чемоданом? – спросила Зина. – В химчистку?
Валя не ответила. Вошла в лифт, поднялась на свой этаж.
Квартира была привычно неубрана. В мойке немытые тарелки. Дверцы шкафа распахнуты, внутри сиротливо выстроились пустые вешалки. Вещей Вили не было – ни рубашек, ни костюмов.
На обеденном столе записка. Валя достала из футляра очки. Прочитала: «Я ушел. Ваня, Маша, вы уже большие и в состоянии понять: так бывает. Все».
Валя осела на стул. Вот, оказывается, как расстаются люди, которые прожили вместе двадцать лет. Прошел мимо с каменным лицом, как будто не узнал. Как это понимать? Не захотел принять на грудь чужую трагедию? Не захотел отвечать на Валины вопросы, которым нет ответа? И какой смысл выяснять отношения, которые давно кончились? Все равно он уйдет. Зачем тянуть? Он жаждал разрубить узел одним ударом. Ушел, и все. Так и написал: «все».
Вале было трудно дышать. Воздух проникал в нее, но не насыщал, как будто она дышала через меховую шапку.
Как врач она знала: дело не в легких и не в бронхах, а в мозгу. Мозг не справляется с отрицательной информацией.
Валя сидела в пальто. У ног рассыпались апельсины. Оранжевые шары как будто светились изнутри. Маленькие солнца.
Валя тяжело поднялась со стула. Выбросила записку в мусорное ведро. Не хотела показывать детям. Просто скажет на словах, что отец влюбился в другую женщину. Это бывает со стареющими мужчинами: «седина в голову, бес в ребро».
Иван выслушал новость с неподвижным лицом, но Валя увидела, что все его внутренности оборвались, сбились в одну кучу, как будто он выпрыгнул с десятого этажа.
Маша отреагировала на уход Вили с удивлением, но не более того. У нее были свои проблемы.
Она забеременела непонятно от кого: от Левки или от Севы. Это была компания Милки. Завалились к ней в гости. Выпили почти без закуски. Опытная Милка запаслась презервативом, а Маша ничего про это не знала. И влетела.
Все девчонки в ее окружении уже давно имели половых партнеров. Одна Маша берегла свою девственность, непонятно для кого. Она даже стеснялась своего целомудрия. И вот наконец избавилась.
Милка предупредила: надо не пропустить срок аборта. Но Маша тянула. Жалко было убивать человека в человеке, тем более ей нравились оба: и Левка, и Сева.
Валя тоже не знала, что делать. С одной стороны: Маша – сама почти ребенок. Получится, из детства прямо в материнство. С другой стороны: Ваня вырос, Виля ушел, Герда сгорела. Пусть будет внук. Семья пополнится.
Валя почему-то была уверена, что родится мальчик. И он будет прекрасен.
Виля явился к Алле с большим чемоданом на колесах. Вот оно – исполнение мечты. Но в глазах Аллы стоял страх. Она испугалась содеянного. Разрушить семью – преступление, как ни крути. Грабеж в особо крупных размерах. За это дают большие сроки. А иногда и расстреливают.
Вилен целую неделю пытался акклиматизироваться к новым условиям, как будто попал на Луну. Он не ел, не спал, мучился совестью.
Алла ждала: он одумается и уйдет обратно. Но Виля остался. Переболел.
Когда первое землетрясение улеглось, Алла спросила:
– Только чемодан? А все остальное?
– А все остальное при мне: мое сердце, моя рука и моя усеченная зарплата.
Сердце и рука – это поэтические аксессуары. Существует еще недвижимость – то, что не движется. Прочно стоит.
Виля готов был отдать Вале квартиру и дачу, облегчив тем самым свою совесть. Это был первый порыв. Но за первым порывом следует второй: действовать по закону, а именно – поделить совместно нажитое на две равные части. Вале – квартиру. Себе – дачу. По цене это равнозначно.
На Западе ушедший муж содержит брошенную жену до тех пор, пока она не выйдет замуж в следующий раз. А если не выйдет, то пожизненно. Но мы – не на Западе. Все нажитое – пополам.
Вале он не сообщил о своем решении. Зачем говорить неприятности? Японцы, например, никогда не говорят друг другу неприятное. Это входит в культуру поведения.
Ване исполнилось восемнадцать лет.
В день рождения ему позвонил отец и сказал:
– Я хочу тебя поздравить. Что тебе лучше: подарок или деньги?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу