Заур Зугумов - Записки карманника (сборник)

Пауза длилась не больше минуты. Первым, как и полагается, щекотнулся офицер. «Зугумов, на выход!» – почти выкрикнул он, пряча улыбку и хмуря тонкие, почти женские брови. «Давай, давай, пошевеливайся, выпуливайся быстрее!» – тут же начали вторить ему оба попкаря , также пытаясь изобразить на своих физиономиях что-то серьезное и умное.

Я уже давно понял, в чём дело, но на всякий случай всё ещё продолжал играть роль придурка и недотёпы. Мало ли что будет дальше? Молча накинув на плечи куртку – единственную мануфту , имевшуюся в моём скромном гардеробе, которая валялась на нарах, и оглядевшись по сторонам, мол, не оставил ли чего, я вышел из хаты на продол и остановился, в мгновение ока, успев окинуть взглядом оба конца коридора.

Кругом стояла обычная и такая знакомая мне ночная тишина Бутырки , что я поневоле улыбнулся. Ещё через несколько минут я был уже в одной из воровских камер малого спеца , где, переведя дух, раскурковался, «ужалился» и, удобно устроившись на нарах, рассказывал ворам новости, которые поведала мне на свидании юная посетительница.

Перед утренней проверкой тот же офицер проводил меня до входа на малый спец , где нас встретил уже новый попкарь, который и повёл меня в камеру. Когда мы завернули в коридор того корпуса, откуда меня вывели в полночь, дубак спросил, из какой я хаты. Я вдруг решил разыграть один дешёвый трюк, а вдруг пролезет? «Вот из этой», – показал я на стенной проём между камерой, где вчера сидел я, и той, где находился мой сосед. Мент молча открыл соседнюю хату, запустил меня в неё и тут же закрыв за мной дверь, ушёл. Говоря откровенно, я не ожидал от мусора такого ротозейства.

Оглядев камеру пристальным взглядом, я ещё раз убедился в том, что она точная копия моей, с той лишь разницей, что в этой туалет был расположен слева от двери. В глаза сразу бросились идеальный порядок и уют, который порой из ничего может создать себе истинный арестант. Пообвыкнув через минуту, я понял, что и свет здесь чуть мене яркий.

Слева от входа на дальних верхних нарах лежал арестант. Я мог дать голову на отсечение, что он не только не спит, но и пристально пасёт за мной из-под бушлата. Ну что ж, я его понимал, сам, наверное, поступил бы точно так же, поэтому и давал понять всем своим видом, что я не какой-то там заблудший фраер, а КОТ – коренной обитатель тюрьмы.

Прошло какое-то время, прежде чем я увидел заспанное лицо незнакомого мне каторжанина. Поздоровавшись так, как это принято у завсегдатаев централов, Мишаня не спеша слез с нар, немного посуетился возле тумбочки с розеткой и стал варить чифирь . В хате по соседству у меня не было ни чая, ни кружки, чтобы его сварить, да мне в тот момент было и не до чифиря . Я был «в хороших тягах», но виду, конечно же, не подавал, да и сосед мой, судя по его поведению, об этом даже не догадывался. Я отстучал ему накануне, что у меня в хате – полный голяк, поэтому он и спешил, как гостеприимный хозяин, справиться с этим делом до проверки, уверенный в том, что после неё меня обязательно переведут назад, да ещё, возможно, и дадут оторваться: отмолотят за обман.

Присев на нижние нары, и подложив бушлат, я прислонился к стене, поджал под себя ноги и, находясь почти в тени, мог спокойно тащиться, не рискуя быть замеченным, и одновременно наблюдать за размеренными и спокойными движениями Мишани. Во всём его облике, так же как и в манере держать себя, чувствовалась абсолютная уверенность в себе, властность босяка и в то же время мудрость обитателя острогов . Да, безусловно, в этом человеке было нечто особенное, то, что отличает, как правило, личность от серой посредственности, но что именно это было, мне еще предстояло понять. Если бы я не знал в тот момент воровской расклад Бутырки , то запросто мог бы ошибиться, приняв его за уркагана . Но и сукой, вроде Чёрного и ему подобных, здесь не пахло. У меня на эту падаль был особый нюх.

На вид ему можно было дать чуть больше пятидесяти, но на самом деле его возраст давно перевалил за шестой десяток. Это был мужчина высокого роста, с гордой осанкой и лицом, внушающим доверие. Мы почти не разговаривали. Я кайфовал, а мой теперь уже сокамерник, видно, по природе своей, был молчуном, по крайне мере, в первые часы у меня сложилось именно такое впечатление о нём. Закурив, мы, молча, наслаждались приятной пахучей жидкостью.

Корпусной, заступивший на дежурство, во время проверки нисколько не удивился моему появлению в этой хате . Его интересовало лишь одно: где мой матрац и прочие казённые принадлежности. Приказав дубаку немедленно их принести, он отметил что-то на своей дощечке, молча покачал головой и ушел, сильно хлопнув за собой дверью. После проверки я так и заснул «в тягах» на том же месте, где, удобно примостившись до этого, наблюдал за сокамерником, и проспал до самого вечера, так и не услышав, как принесли мой матрац и личные вещи.