Анатолий Салуцкий - Немой набат

Он намеренно исказил «ж» на «д». От волнения у него даже выступила смага на губах, которую он торопливо отёр сложенным вчетверо элегантным носовым платком.

— Дорогой мой, — поспешил успокоить Суховей, — неужели вы полагаете, что я не учитываю этот фактор? Известно, лист лучше всего прятать в лесу, где много ему подобных. А можно поднять немыслимый хайп вокруг какой-нибудь нелепой административки — как было с задержанием мальчишки на Арбате. Всю страну на уши поставили! А под шумок совсем другие дела проходили незаметно. Торговля общественными эмоциями — современное импортное искусство, надо тонко учитывать интересы и свойства среды в данный момент времени. Для того мне и нужны плотные контакты с погонниками, чтобы они, помимо прочего, перекрыли утечку в СМИ, обошлись без медийного присутствия. Финальная стадия операции, так называемый отход, — всегда самая сложная. В решающий момент мы с вами должны быть на связи. При любом повороте событий мне — снова подчеркиваю, не вам, а именно мне! — предстоит действовать мгновенно.

— Валентин Николаевич, голубчик, я безмерно рад, что судьба в лице Боба свела меня с таким вдумчивым человеком, как вы. Я шел к вам, поначалу не понимая, чем вы можете помочь, поскольку основательно подготовился к делу. Но вы повернули его совсем иной стороной. Верно! Самое главное — стратегия выхода из ситуации. Этот Микоян глядел в корень. Объективно получается, что главной фигурой в успешной реализации моего замысла становитесь вы. — Подлевский явно намекал на материальную благодарность.

— Вынужден вас огорчить, — ответил Суховей. — Если, не приведи Господь, по каким-то причинам реализация вашего замысла сорвется, моя роль возрастет многократно. Я обязан — именно обязан! — обеспечить вашу общественную безопасность, любой ценой выдернуть вас из этого дела. Хочу быть предельно откровенным: я слишком дорожу доверием нашего общего друга и не могу не выполнить его указание. Сделаю все, что необходимо. Но, повторюсь, нужна ваша помощь. Первое: дождаться моего сигнала о возможности приступать к решающему этапу. Второе: моментально информировать меня о ходе этого решающего этапа.

— Слушаюсь, товарищ командующий! — повеселел Подлевский. — Сегодня вы вправили мне мозги, особенно по части сроков. Кавалерийская атака, которую я планировал, отменяется. Мы же не какие-нибудь свирепые японские якудзе. И чайку с полонием подавать не будем. Но давить, постепенно нагревая ситуацию, нервы вымотаем до ментальной травмы, как советует некий актер, усердно пьющий сын своего великого отца. Еще разок предложим очиститься от исторической коррозии, вернуть взятые в долг безгрешные деньги, как говорится, натурой. Подключим некую дщерь оккультных наук — есть у меня на примете одна томная, экзальтированная дамочка, селедка под шубой, а не женщина, своего рода метресса для инфанта, способная производить внушения. Эти маневры дадут время для ваших стремлений. Все ясно, Валентин Николаевич! Да-а, сегодняшняя стерляжка была великолепна.

Он расплатился банковской картой, держа фасон, щедро накинул чаевых. Посетовал:

— Греф заявляет, что наличие кэша в кармане — это анахронизм. А как быть с чаевыми? Правда, в Америке их автоматически вписывают в счет...

18

В один из свободных субботних дней предзимья, когда в душе запутанным клубком переплелись радость от общений с Донцовым и тревоги о наползающих квартирных бедах, Вера отправилась в пешее путешествие по Москве, чтобы «причесать мысли». На прогулочном шаге ей всегда думалось лучше, полярные эмоции как бы туманились, размывались воспоминаниями о знакомых местах.

Ну бывают же в Москве неудобные маршруты! Вроде бы недалеко, а транспортом не доберешься. На метрянке нет близких станций, автобусом — уйма пересадок с длительными субботними ожиданиями. Вот и решила пойти пешком с Полянки на Палиху. Выйти на Садовое, через Крымский мост до Зубовской, а за ней нырнуть в переулки на задах огромного здания Академии Фрунзе. Она не помнила адреса, который был ей нужен, зато безошибочно знала, какую и зачем избрала конечную цель.

Дом Палибина!

Отчасти — чтобы вновь восхититься изумительным и скромным творением послепожарного деревянного старомосковского зодчества, чудом выжившего среди бетонных нагромождений новых веков. Но главное — углубиться в душеполезные воспоминания об этом удивительном доме, которые, по ее разумению, должны навести порядок в растрепанных чувствах. Ей казалось, — нет, она была абсолютно уверена! — что Дом Палибина, возвышавшийся в сознании над повседневным бытием, формально никак не причастный к нынешним печальным обстоятельствам жизни, укрепит ее духовные тылы.