Трумен Капоте - Если я забуду тебя. Ранние рассказы

Хилтон Алс

Наступили сумерки; в городе, видневшемся вдали, начали загораться огни; по раскалившейся за день пыльной дороге, ведущей из города, шли двое: один – огромный могучий мужчина, другой – молодой и хлипкий.

Лицо Джейка обрамляли огненно-рыжие волосы, брови напоминали рога, накачанные мускулы производили устрашающее впечатление; одежда на нем была вылинявшая и рваная, из прорех в туфлях торчали кончики пальцев. Повернувшись к шедшему рядом молодому человеку, он сказал:

– Похоже, пора разбивать лагерь на ночь. Давай-ка, малыш, возьми мешок и положи его вон там, а потом набери сучьев – да попроворнее. Я хочу приготовить харч до темноты. Не надо, чтобы нас кто-нибудь видел. Ну, давай, шевелись.

Тим повиновался приказу и принялся собирать хворост. От натуги плечи его ссутулились, и на изможденном лице резко обозначились обтянутые кожей кости. Глаза у него были подслеповатые, но добрые, губы бантиком от усилий слегка выпятились.

Он аккуратно складывал хворост, пока Джейк нарезал бекон пластинками и клал их на смазанную жиром сковороду. Когда костер был сложен, он стал шарить по карманам в поисках спичек.

– Черт, куда я подевал эти спички? Да где же они? Ты не брал, малыш? Нет, не думаю, ах, черт, вот они. – Джейк достал из кармана картонку спичек, зажег одну и грубой ладонью заслонил крохотный фитилек от ветра.

Тим поставил сковороду с беконом на костерок, который быстро разгорался. С минуту бекон тихо лежал на сковороде, потом послышалось глухое потрескивание, бекон начал поджариваться. От мяса пошел тухлый запах. И без того болезненное лицо Тима приняло еще более болезненное выражение.

– Слушай, Джейк, я не знаю, смогу ли я есть эти отбросы. Мне кажется, не стоит этого делать. Они тухлые.

– Будешь есть это или ничего. Если бы ты не был таким скупердяем и поделился той мелочью, которая у тебя есть, мы бы могли достать на ужин что-нибудь поприличнее. Слушай, парень, у тебя целых десять монет. Это же больше, чем нужно, чтобы доехать до дома.

– Нет, меньше. Я все посчитал. Билет на поезд стоит пять, и я хочу купить новый костюм доллара за три, потом маме привезти что-нибудь примерно за доллар, поэтому на еду я могу потратить только один доллар. Я хочу выглядеть прилично. Мама и остальные не знают, что я два последних года бродяжничал по всей стране, они считают, что я разъездной торговец – я им так писал; они думают, что я приезжаю домой ненадолго, а потом снова отправлюсь куда-нибудь в «командировку».

– Надо было отнять у тебя эти деньги – я голодный, как черт, – и мне ничего не стоило бы их у тебя отнять.

Тим встал и принял воинственную позу. Его слабое хрупкое тело было насмешкой по сравнению с накачанными мускулами Джейка. Джейк посмотрел на него и рассмеялся, потом, прислонившись спиной к дереву и не переставая хохотать, прорыдал:

– Нет, вы посмотрите на него! Да я вмиг скручу тебя, мешок ты с костями. Я могу переломать тебе все кости, но ты кое-что делал для меня – тырил всякую всячину, например, – так что уж оставлю тебе твою мелочь. – Он снова захохотал. Тим подозрительно посмотрел на него и сел обратно на камень.

Джейк достал из мешка две оловянные тарелки, положил три пластинки бекона себе и одну – Тиму. Тим возмущенно посмотрел на него.

– А где еще один мой кусок? Всего их четыре. Два тебе, два – мне. Где мой второй кусок? – требовательно спросил он.

– Ты, кажется, сказал, что не будешь есть эти отбросы. – Упершись в бока руками, Джейк произнес последние слова с сарказмом, тоненьким женским голоском.

Тим не забыл, что сказал это, но он был голоден, очень голоден.

– Это неважно. Отдай мой кусок. Я есть хочу. Сейчас я могу съесть все что угодно. Ладно, Джейк, отдай мне мой кусок.

Джейк, хохоча, запихнул в рот все три куска.

Больше не было произнесено ни слова. Тим надулся, отошел и, набрав сосновых веточек, стал аккуратно раскладывать их на земле. Покончив с этим, он больше не смог терпеть тягостного молчания.

– Прости, Джейк, ты же знаешь, из-за чего все это. Я нервничаю перед возвращением домой и все такое. Я тоже очень хочу есть, но, черт возьми, наверное, мне остается только потуже затянуть пояс.

– Да уж, черт побери. Мог бы отслюнить немного от того, что у тебя есть, и устроить нам приличный ужин. Знаю, о чем ты думаешь. Почему мы не украли себе еды? Нет, в этом треклятом городишке меня на воровстве не поймают. Я слышал от корешей, что это, – он пальцем показал на огни, обозначавшие город, – одно из самых злобных мест в этом захолустье. Они тут за бродягами, как коршуны, следят.