Дэвид Арнольд - Детки в порядке

– Единственное место, куда тут можно подвесить человека, это люстра. Потусите тут минутку. Я скоро вернусь.

Мэд прошла в центр фойе, стянула вязаную шапку и посмотрела вверх на люстру. Ее длинные желтые волосы спадали с одной стороны, как мокрое солнце.

– Что-то тут не так.

…

Удивительно красивые девушки таковы, что их красоте безразличны время и место. Они не могут переместить свою красоту в другое место или назначить ей другое время. И это очень отвлекает. Вот, например: прямо сейчас, вместо того чтобы придумать, как свесить своего мертвого отца с люстры, я думал о том, будут ли волосы Мэд попадать нам в рты, если мы поцелуемся. Хотя… знаете, ну и ладно. Пусть попадают. Ха-ха, будто это когда-то случится. Будто девушка вроде нее когда-то поцелует кого-то вроде меня. Будто я когда-нибудь узнаю, какая у нее на ощупь кожа во рту, или как она сжимает ногами мою поясницу, или как ее язык…

– Что ты делаешь? – спросила Мэд.

Черт! Я так таращился, что она заметила.

– А что? – спросил я.

– Ты, типа… – Мэд оглянулась на База и Коко. Те опять рассматривали фотографии татуированных частей тела.

Не соображая, что делаю, я шагнул ближе к Мэд, близко-близко. Я и раньше влюблялся в девушек – много, много раз, – но всегда издали. С Мэд это было просто невозможно. В ней было что-то, что не подразумевало расстояния. И раз я не мог ни переместить ее красоту в другое место, ни назначить ей другое время, лучше всего было просто признать ее существование.

– Закончи предложение, – сказал я, подойдя так близко, что чувствовал запах ее губ. Мед и пот. Как прекрасно. – Я, типа, что?

Она посмотрела мне прямо в лицо:

– Ты, типа, таращишься.

… …

– Ты тоже.

Мы оба смотрели на солнце. И не отворачивались.

Может, наши миры не так уж и отличались друг от друга.

– Нет, не получится, – сказал Тофер, стоя на верхней ступеньке лестницы. Поразмышляв пару секунд, он спустился обратно. – Я подумал, что, может, будет место на одной из этих штучек, куда раньше втыкали свечи, знаете? Но один хороший сквозняк из входной двери – и твоего папу раздует по всему помещению.

Нзази – он все это время стоял у окна – прошел через комнату, поднял мой рюкзак и направился к двери.

– Заз! – позвала Мэд.

Но он не остановился. Придерживая мой рюкзак, словно младенца, он вышел из двери в снежную ночь.

Теперь меня ничто не отвлекало. Как же быстро папина урна стала частью меня, чем-то вроде руки или ноги. Теперь, когда она исчезла, я физически ощущал ее отсутствие. Не раздумывая, я рванул наружу.

От «Гостиной» до дороги было довольно далеко; газон успел превратиться в толстое снежное одеяло, которое становилось все плотнее. Впереди меня Нзази шагал в сторону улицы. Я понятия не имел, куда он идет, и было совершенно непонятно, собирается он пройти десять шагов или десять километров.

Мне было все равно.

У него был мой компас.

Внезапно в моей ладони оказалась чья-то рука. Рядом со мной через снег волочилась Мэд, и я превратился в пыль, пух и всякие прочие парящие штуки.

– Как красиво, – сказала она, оглядываясь вокруг. – Снег.

Мне всегда казалось, что в словах есть что-то особенно теплое, когда их говорят на морозе. Ну, не знаю. Словно забирают дыхание у того, кто их сказал, и заворачиваются в выдох, как в свитер.

…

Впереди, Нзази остановился в бледном свете уличных огней. Мы догнали его; он щелкнул пальцами, показывая на деревянную вывеску, что свисала на уровне груди между двумя вбитыми в землю столбами:

Я подошел ближе и дотронулся кулаком. Вывеска слегка покачнулась, сбрасывая слой снега.

– Повесь меня в Гостиной , – сказал я.

Нзази протянул мне рюкзак, кивнув. Как и в предыдущем кивке, в этом содержался ответ.

И я знал, что Коко была права: Нзази было что сказать, если вы знали, как слушать.

– Спасибо, – сказал я.

И опять он кивнул.

– Я сморщусь от холода, как татуированные яйца, – сказала Коко.

За нашими спинами они с Базом и Тофером дрожали в снегу. На их нерешительных лицах застыло ожидание. Мне было стыдно, будто я мог винить себя за холод, а еще за то, что я не знал, что должно случиться дальше.

– Эй, – сказала Коко, подходя к вывеске и показывая в нижний угол. Под словом «Подкрасьтесь!» кто-то сделал в дереве надрезы:

Б. Б. →← Д. Дж.

– Что это значит? – спросила Коко.