Эна Трамп - Убийцы

Почти сразу же он появился с гитарой в чехле и стал подниматься. Подойдя, вручил ей и подождал, пока она расстегнет его и выдаст ему пачку сигарет. Потом, зажав между колен, она вытащила и отложила гитару, – и, перевернув чехол, потрясла. Оттуда вывалились пять-шесть бумажек, подумав, к ним присоединилась еще одна.

– И все?!!..

Она просто онемела. Никак не могла поверить: заглянула в чехол, пошарила, уже в пустом, снова заглянула… Она-то думала… Ну как же! а вчера-то! ей казалось… Собеседник ее некоторое время покуривал, сочувственно наблюдая за ее манипуляциями; затем они разошлись: она пошла к Оксанке, полоть (ничего не понимая, но придется остаться до завтра), а он отправился похмеляться. Оксанка варила сыр. На девочкино «Доброе утро» откликнулась она приветливой улыбкой, относящейся, кажется, к любому выходящему за пределы ее хозяйства способу заработка. «Ну как дела?..» «Нормально…» – тут она помрачнела. «Только мне казалось, мне вчера много кидали, а получилось… То ли я по дороге растеряла. Ничего не понимаю». Оксанка сказала:

– Ах он, – и стала на чем свет ругать Сашу Питерского. Оказывается, она видела сверху, как он, в комнате, шарит в чехле – конечно, она бы его турнула. Но откуда она знала?

Чуть не плачущая от досады девочка была накормлена, очень вкусно и сытно, рисово-гороховым пловом и салатом из перцев, моркови, кинзы… А молока можно было пить сколько хочешь. Вечером все шло куда менее блистательно: народ не хотел второй раз платить за вчерашний товар. Кое-как она набрала на капусту, на лук, и хлеб, и подсолнечное масло, а больше – чего желать?.. И вернулась наверх, с полным бензобаком иронии, готовая к новой встрече с Сашей Питерским, пятьдесят на пятьдесят. Но он не появился ни вечером, ни следующим утром. Зато появились приятели, еще раз подтвердили: «Мы к вам в гости», – девочка брякнула «Хорошо» и, вскинув овощи на кракалык, отправилась к дожидавшейся за пятьдесят километров товарке, утешая себя сомнительным «друзья…» и более весомым: «да не приедут!»

Неделю спустя девочки, сидя у палатки на пригорке – на самом деле первом выступе настоящей большой горы, вернее – холма, увенчанного на верхушке настоящей генуэзской пастушьей башней, похожей на гнилой зуб, скальной осыпью – со стороны моря, и лесонасаждениями спускающегося к трассе, – глядели с семиметровой высоты на бурлящую у подножия воду, подбрасывали легкие и белые, словно кости, дощечки в пламя, которое ветер тут же рвал на куски, и курили закупленный в местном магазине «Золотой пляж», благодаря тому же ветру выгорающий до фильтра с одной стороны, в то время как другая оставалась торчать нетленной, словно генуэзская башня, стеной. Нужно было ехать в Ялту.

Непроизвольно заорав, певица одной рукой замахала, как крылом, подзывая к себе подругу, другой же – вертя наподобие пропеллера – приветствуя и одновременно указуя кратчайший путь к протоптанной к башне тропке, левый отворот которой выводил на обжитую девочками террасу, – двоим, бредущим по остроугольным валунам нейтральной полосы между горой и морем. Сергей был голый до пояса, с маленьким солдатским рюкзаком; Вовой – в рубашке, связанной узлом на пузе. Они поднялись.

У них была кой-какая еда, что пришлось как нельзя более кстати. Вообще невозможно было удачнее появиться: запасы подруг подошли к концу, следовало кому-то – отправляться зарабатывать деньги, кому-то – оставаться с вещами. «Мы завтра! едем! в Ялту! Вы здесь побудете дня… два?» Друзья заверили, что пробудут. Девчонки оставляли им с полкило риса, пшенку, постное масло – при посредстве мидий на этом можно было продержаться сутки-другие; для затравки Вовой извлек из заплечного мешка небольшой, но несомненный казан – девчонки опять заорали от восторга. Учрежден плов. Сергей резал лук, промывал рис; Вовой овладевал гитарой. Девочки ерзали, ощущая себя не у дел; но, установив казан на очаг, Сергей умыл руки, и они с Вовоем, невзирая на скептические замечания подруг (они считали, что там нечего смотреть), отправились покорять башню. Когда они вернулись, уже темнело; рис созрел и был нетронут: их ждали. Вовой опять схватился за гитару; и долго в сумерках разносилось ля-минор, ре-минор, ми-мажор. Ля-мажор. Сергей что-то говорил. Вовой хихикал. Девчонки опять слегка ёрзали. Их томила близость разрешения последнего вопроса; как вдруг он был обойден: завернувшись каждый в свое одеяло, индейцы уснули на сухой и твердой земле рядом с палаткой.