Сами Михаэль - Виктория

— Как ты? — прошептал он кровати, на которой лежала Мирьям.

Йегуда вскинул бороду от священной книги, и Мирьям тут же спрятала радость, с которой встретила Рафаэля.

— Ты еще осмеливаешься спрашивать, как она?

Виктория открыла рот от удивления. Сдержанный Йегуда очень редко отчитывал кого-то столь резким тоном. Рафаэль снял очки и протер их полой субботнего халата. Ему понадобилась долгая пауза, прежде чем он справился с собой. И все это время он глядел на Йегуду с укором. В конце концов, уставившись в пол, он сказал:

— Тойя, прошу оставить нас одних.

Та чуть не расплакалась. Даже на открытой всем взорам крыше, даже во Дворе, когда на глазах у всех шли разборки, никто никого не выгонял. Она встала, поискала глазами сочувствия на лицах и сконфуженно вышла.

— Письмо! — прорычала Азиза, будто защищая рукой головку Наима от привидения. — Мы прекрасно знаем, что ты это письмо получил. Отец Эзры заплатил кучу денег, пока нашел человека, готового жизнью рискнуть, дни и ночи идти во время войны, чтобы разыскать тебя в Басре. Нам рассказали, что видели, как он там крутится. Он не умер в дороге и конечно же это письмо тебе передал.

— Какое письмо? — с изумлением спросила Виктория, увидев слезы в глазах Мирьям. Вопрос растаял в воздухе, будто ее не было в комнате. Сердце подсказало, что им бы полегчало, если бы она испарилась.

— Да, тот человек пришел и письмо мне передал, — сказал Рафаэль, и очки его засверкали.

Йегуда закрыл свою книгу:

— Ну, и?..

— Мы забыли про гордость и обратились к тебе с ясной просьбой! — воскликнула Азиза. — Ты с детства был нам дорог. Даже собаке, если она лает, полагается ответ.

Мирьям зарыдала.

— Хватит! — прикрикнула она на родителей не в силах вынести такого позора. — Хватит!

— Я на Торе…

— Не произноси ложных клятв! — рыкнул на него Йегуда.

— Я свой ответ дал на Торе. — Голос Рафаэля стал резким. — И это не все. Я хочу вас спросить, где обручальное кольцо, которое я послал? Чистое золото, двадцать четыре карата. Я его заказал у святого ювелира Бульбуля. Можете спросить маму. Расспросите братьев и сестер.

— Не слыхали и не видали! — Рука Азизы отодвинулась от головы Наима.

— И что ж я вижу, приехав домой? Вы ее продали по дешевке. Передали, как бракованный товар, бесчувственному слесарю. Никто в доме не слышал, чтобы я хоть слово произнес. Я это оскорбление проглотил. Даже тогда промолчал, когда увидел, что ее живот пухнет от семени этой скотины…

Мирьям плакала в голос. На минуту забыв про свою сломанную ногу, она двинулась к Рафаэлю, попыталась протянуть к нему руки. И тут же свалилась с криком боли.

— Господи прости! — сказала Азиза. — Прости нас, Господи!

Йегуда поднялся на ноги:

— Сейчас она мужняя жена и тебе не положено пялить на нее глаза!

Бунтарь Рафаэль тут же отпарировал:

— Глазам ничего не заказано!

Виктория с пылающим лицом выскочила наружу. В комнате Клемантина начала плакать. Виктория всунула ей сосок в мягкие губки и проворчала:

— Родилась ты по ошибке, и по ошибке я его мою и мылю ему яйца. И Мирьям тоже влипла из-за ошибки.

И сквозь слезы проглянула улыбка. Потом ей стало жалко Мирьям. Мирьям в жизни не скрывала, что любит Рафаэля. Ни раньше, ни теперь. Не станет скрывать и в будущем. И тогда, когда лоно ее уступило молоту слесаря и она нарожала ему сыновей и дочерей. И даже когда все поднялись и, втиснувшись в самолеты, полетели над облаками в Израиль. Продолжала любить его и шестьдесят лет спустя, угасая в мрачном доме престарелых на окраине Петах-Тиквы. Рафаэль был лучом света, которого коснулись многие жадные руки, который упал на наготу многих женщин. Но Виктория точно знала, что до самой смерти между ним и Мирьям ничего, кроме невинных взглядов, не было и они друг к другу пальцем не притронулись.

Но в ту ночь, в канун субботы, вновь оказавшись в своей комнате, она повернулась к нему упрямой спиной, положила голову на руку и уставилась в немую стену, на которой мерзли входящие через стекла тени. Уже и до этого дня между ними случались ссоры. И он не раз поднимал руку, ей угрожая. Но в кровати всегда обращался с ней деликатно и с нежностью. Сейчас он стал задирать на ней рубашку, медленно-медленно, чтобы распалить жар в ее округлостях. Но тело не реагировало. И тогда он послал к ее ляжкам «посла примирения». Он в те дни усердно читал арабские газеты, оттуда и почерпнул это прозвище. Его член с гордостью носил это впечатляющее звание, пока не упал после великого служения, когда ему было восемьдесят шесть, и даже тогда он тяжело по нему скорбел. В ту далекую ночь, с пятницы на субботу, Виктория упорно оборонялась против бурных уговоров «посла», пока тот не признал свое поражение и не остался лежать между ними, посрамленный, как представитель поверженной державы.