Сами Михаэль - Виктория

— А Нисан? — спросил ее сын.

Она его подстерегла перед тем, как вернулся Рафаэль. Обычно он возвращался из мастерской рано, чтобы успеть полопать перед общим семейным ужином. Она мечтала, чтобы Рафаэль не возвращался подольше, успеть перехватить своего братца до его прихода. Она еще не придумала, что с ним сделает. Но дикое желание ему отомстить сводило ее с ума. Она уже подозревала, что мать как-то сообщит Нисану, что его преступление открылось. И вот он возвращается с отцом, жмется к нему, насколько отец, ненавидящий физические прикосновения, это допускает. Ее сестры подали ужин в большой комнате, и когда она туда вошла, увидела, что брат сидит на полу, поставив тарелку на колени, и задницей почти касается пальцев ног отца.

Ярость на Нисана и запахи тела Рафаэля гнали сон от глаз. Рафаэль перевернулся во сне, и рука поднялась в воздух, и перед тем, как на нее опустилась, она ее перехватила и положила ему на грудь. Хоть бы помылся перед тем, как вернуться домой! Но в те дни зимой мылись раз в неделю. Тот, кто жил в собственном доме, только со своей семьей, мог мыться два раза в неделю. Рафаэль принес в супружескую постель привкус разврата. Иногда «посол примирения» подъезжал к ней, когда был еще клейким от чужих прикосновений.

Ближе к полуночи проснулся и захотел ее. Она застыла. Не в тот день, когда ей открылись страдания ее дочери. Не после того, что сообщила ей Флора! Рафаэль с изумлением протер глаза и потрогал ей лоб.

— Ты больна? — спросил он с искренней тревогой.

Она сжала зубы, чтобы не услышал в голосе слез. И повторила про себя: я его прикончу, дай только его схватить, я оторву ему голову! Рафаэль трудился сверху. Почти и не пыхтел. Терпеливо старался увлечь ее за собой. А она думала только о Нисане, как из него брызнет кровь и затечет во все трещины между плитками во дворе.

Ее сердце бешено колотилось, когда наутро она услышала, как Рафаэль останавливает ее брата во дворе:

— Нисан, погоди минутку.

Нисан побледнел. Рафаэль с редкой для него улыбкой обратился к отцу, когда тот с аппетитом завтракал брынзой со свежей лепешкой и чаем.

— Дядя, ты позволишь Нисану поработать завтра у меня? — спросил он громким голосом, чтобы и она услышала, как он старается для семьи.

— Может, сделаешь из него человека, — ответил Азури.

Рафаэль был очень весел в то утро.

— Верну его тебе сваренным и зажаренным за первую глупость, которую допустит.

Ему, Нисану, потребовалось долгое мгновение, чтобы прийти в себя от шока. Когда он понял, что Рафаэль не шутит и ничего против него не затеял, в нем пробудилась обычная алчность.

— А сколько ты мне заплатишь?

От такой наглости отец перестал жевать, а Рафаэль вперил в него изумленный взгляд.

— В четыре раза больше, чем ты получаешь сейчас. Три четверти жалованья отдам твоему отцу, чтобы, когда придет время, ты смог открыть собственный бизнес.

— Буду тебе верным слугой. Не пожалеешь, что меня взял.

Десятки лет спустя она пристрастилась к фильмам по телевизору. Активная была зрительница и время от времени громко предупреждала хороших от того, что задумали плохие. А в то утро задушила в себе предупреждающий крик, который из нее рвался. Рафаэль, ждавший во дворе, поднял к ней лицо, когда она стояла у перил второго этажа, и его очки будто просили ее высказаться по поводу его благого поступка. Клемантина была рядом с ней, и держалась за перила своей маленькой ручкой, и смотрела сверху на головы деда, отца и дяди. Она не понимала, с чего отец так доволен, а Нисан так радуется. Ладонь Виктории жалостливо погладила ее хрупкий затылок. Девочка отдернула голову. Мама и папа ее предают. Вон как сыпят подарки на Нисана. В сердце пробралось подозрение, что это она грешница, а не он. И наказание конечно же не замедлит прийти.

Из какой-то трещины в штукатурке выскочил маленький паук, побежал по диагонали, мимо других трещин и вдруг застыл, будто попался в ловушку из трещин. Виктория занервничала.

— Мама, я голодный.

— Еще чуть-чуть, солнышко, — сказала она приглушенным голосом, чтобы не помешать сну Клемантины.

Стол накрыт празднично. Уже три часа, как наступила суббота, а они с Альбером все ждут. Этот празднично накрытый и нетронутый стол вызывает в ней чувство тоски и одиночества. Линда уже заснула. И Клемантине что-то снится. Такая она тихая в это лето, такая беспокойная во сне. Виктория встает и кладет руку ей на лоб. Все еще горит. Паук исчез, и она не понимает, почему его исчезновение пробудило в ней страх. Она снова укутала Клемантину одеялом и все стояла и смотрела в ее лицо, осунувшееся, с голубоватыми прожилками, вьющимися под прозрачной кожей. Нет! — сказала себе с вызовом. Всему есть предел. Бог не может так ее наказать. Он уже получил свою мзду, забрав Сюзанну. Может, Он только учит ее, что не стоит держаться за мелочи, забыв главное. Еды у нее с детьми вдоволь, есть и крыша над головой. Значит, нужно благодарить Его за эту благодать вместо того, чтобы сетовать. И Он в конце концов оставит девочку в покое.