Сами Михаэль - Виктория

— Стало быть, ты открыл новый бизнес, станешь проводником караванов умирающих.

— Всего шесть месяцев, женщина! И плата такая высокая, потом весь буду твой до кончиков волос.

— Тебе главное — сбежать из дому.

Он притворился глухим. И снова «посол примирения» пробудился к жизни. Ей был неприятен запах сигарет и запах арака, к которому он тайком прикладывался на пару со скорбящим Эзрой.

И в ту ночь она зачала нового ребенка.

Уже четыре дня люди умирают от страшной жары. Температура в тени достигает 50 градусов, а под открытым небом тазики со стиркой курятся паром. Барабаня железными молоточками в дверь, люди, чтобы не обжечься, оборачивают руку тряпицей. Ноги мужчин спеклись в носках и ботинках. Обитатели Двора разбрызгивают воду у входа в дом и мечтают о случайно залетевшем дуновении ветерка. Над рекой поднимается густой пар, и на расстоянии нескольких шагов от забора свет будто шелушится из-за невероятной сухости. Женщины делают свою работу, как лунатики, или ощериваются, как звери. У мужчин разборки покруче прежнего.

Фуад пнул ногой тарелку, которую ему подали на обед, и что-то хрипло пролаял. Его большие глаза будто выскакивали из орбит.

— Эй ты, потише! — прикрикнула на него Виктория. — Из-за твоих воплей я Альбера не слышу.

— Да, заткнись! — напала на него и Наджия, набравшись храбрости от дочери; она мучилась еще и от грибка, расцветшего в нескольких местах ее тела.

Фуад, будто бес в него вселился, влетел в кухню, схватил с огня горячую кастрюлю и с криком:

— Это ты велишь мне заткнуться? — кинулся на мать.

— Эй, я есть хочу! — одернул его Нисан. — Дорого мне заплатишь, если выплеснешь всю кастрюлю на маму!

Фуад дал толстяку брату тумака, швырнул его на спину и стал пинать в бока. Криков Нисана он не слышал, потому что сейчас главной целью его было нападение на мать, которая, успев сбежать в аксадру, жалась там, прикрывая голову руками. Виктория с силой стукнула его по лбу, и он выронил кастрюлю, и жирный кипящий суп ошпарил его босые ноги. Вопль был такой, что все вокруг задрожало. Виктория заслонила ему дорогу, и нечто скрытое в нем с раннего детства прорвалось сквозь этот туман бешенства, и он ее не тронул. Глаза превратились в двух узких насекомых, в ноздрях проступили кровавые жилки, и на губах закипела мутная пена.

Лейла потянула Викторию за подол:

— Тут тебя гостья спрашивает.

Виктория сбросила с себя руку Лейлы:

— Какая гостья у тебя в голове? Я ищу Альбера.

Альбер-Джия вынырнул из заброшенной комнаты покойной Азизы.

— Он внутри, — боязливо сказал он.

Она кинулась в комнату. Мальчонка несчастным безжизненным комочком валялся возле стены. И губы белые от шелушащейся со стены известки, которую он успел погрызть. Его мать с отцом не знали, что он страдает от гипотонии и потому летом набрасывается на банки с солью и сколупывает со стен известку, которая содержит соль. И оттого, что не знали, почему у него такие повадки, стыдились их и старались скрыть от людей. Сейчас Виктория понесла его во двор.

— Воды! — проговорил Фуад уже нормальным голосом. — Обдай его водой, Виктория. Он не мертвый.

— Скорей неси его к крану! — крикнула Салима.

— В кране один кипяток, — сказала Тойя, — лучше окуни его в чан с питьевой водой.

Альбер, которого окунули в прохладную воду, открыл глаза, будто очнувшись от какого-то странного сна.

— Что ты увидел? — горько плакала Виктория. — Что с тобой случилось?

— Нужно сбегать с ним на скотный двор, — сказал Фуад.

— А гостья? — прошептала Лейла, и тут Виктория увидела тощую фигуру в черной шелковой абайе и в чадре. Как она сознание не теряет в такую жару?

Фуад взял Альбера из ее рук.

— Мне нужно перекинуться с тобой парой слов, — властно сказала женщина в черном, и, несмотря на дикий зной и тяжелый наряд, голос ее был ровным, сдержанным и властным.

Виктория смешалась:

— Ты пришла в еврейский дом, зачем тебе чадра?

— Не важно, зайдем на минутку в аксадру.

— Мне нужно бежать с ребенком на скот…

Но Фуад уже дал знак сестре Салиме, та плеснула на Альбера ковш воды из чана, малыш завопил, и Фуад пошел с ним плясать, успокаивая Викторию, чтобы та занялась гостьей.

— Я даже холодной водой не могу тебя угостить, — извинилась Виктория. — Нужно сменить воду в чане.

— Я пришла не затем, чтобы пить.

Ее высокомерие слегка рассердило Викторию, но не слишком. С раннего детства она привыкла, что так оно ведется у людей — одни выше, другие ниже.