Дарья Река - Дневник Души

Однажды, он пришел ко мне, как к подруге детства, и сказал, что хочет уйти ненадолго. Он попросил меня отвлечь охрану. Я знала, что его отец был против этого, но я не смела ему отказать. Охрану отвлечь было не сложно, и он ушел, а я осталась ждать. Шли годы, а Гаутама все не возвращался. Много зим позже мы узнали о том, что его видели в неделе пути от дворца, и что он проповедует новое учение, позволяющее достичь просветления. Я тут же собралась, и поехала к нему. Отец, в дом к которому я вернулась, после ухода принца, поехал со мной. Он тоже его любил. Не мог не любить.

Мы нашли его в окружении учеников, сидящим в тени большого дерева. Я заняла свое место среди женщин, которые уже следовали за ним, и постаралась понять, что же с ним произошло. С одной стороны он остался тем же Гаутамой, которого я знала и любила, но теперь в нем присутствовало новое Я, которое просвечивало сквозь каждый его жест, слово, позу. Находясь в сотне метров от него, я чувствовала, что он одновременно бесконечно близок и бесконечно далек, как то солнце, что недосягаемо с Земли, но проникает в каждый ее уголок. Я желала его, я вожделела его как мужчину, брата, учителя. Он был нужен мне весь. Я знала, что это грех, ведь он пошел дорогой отречения, но ничего не могла с собой поделать. Конечно, он узнал меня и видел, что со мной твориться. Он сказал мне: «Ты – женщина, которую я когда-то любил, а теперь я люблю всех женщин, ты была моей сестрой, а теперь все они мои сестры, оставайся со мной, следуй за мной, откажись от мира, и я подарю тебе небо, которое никогда не будет заслонено тучами». Конечно, я послушалась его, сбрила волосы, и шла рядом, собирая подаяние.

Многие годы в моих мыслях был лишь он. Я просыпалась и засыпала с его именем. Но, постепенно, что-то стало меняться во мне. Мое вожделение стало остывать, теряя свой жар и обретая качество прохлады. Мне казалось, что я, полная жажды, пью ледяную воду, маленькими глотками и, капля за каплей, любовь Гаутамы проникает в меня, и он принадлежит мне, так же, как и я ему. Постепенно я стала чувствовать себя единой с ним, даже если он не смотрел на меня или я не видела его месяцами, покидая его по его указанию. Что могло быть прекрасней? Мне нравилось быть монахиней. По утрам я молилась и медитировала, до обеда собирала еду, потом ела, читала мантры, совершала вечернее омовение и ложилась спать. Казалось, что мой путь был так же предсказуем и определен, как путь звезд в ночном небе. Так продолжалось много-много дней, которые слились для меня в один бесконечный поток света.

А потом Будда умер.

И свет померк.

Мне осталась только печаль.

Океан грусти, из которого мне не суждено было выплыть, заполнил мое сердце.

Я мечтала взойти на его погребальный костер, так как в Душе считала себя его женой, но традиция мне этого не позволяла. Не в силах вынести разлуку с ним, я покончила собой. Бросившись со скалы, я умерла от множественных переломов.

Как я осудила себя после смерти! Я не могла поверить, что так легко потеряла осознанность, и не сумела отличить временное от вечного. За пеленой смерти все стало кристально ясно. Смерть Будды была лишь иллюзией, его же присутствие – единственной реальностью, но я не смогла выбрать истину, позабыв, что я сама – не физическое тело, а душа. Демон во мне вновь одержал победу, но я не могла его винить, он был очарован Буддой так же, как и я сама, и не видел смысла продолжать жить на Земле без него. В своей любви к Учителю мы с ним обрели единство, и благодаря этому, научились мирно сосуществовать.Демон, не ценивший человеческую жизнь, по своему тоже учил меня не привязанности к физическому телу и человеческим драмам, но делал это через отчаяние и страх, а я хотела постигнуть этот урок через любовь. Когда после исцеления я встретила Учителя вновь, мне хотелось лишь одного – постичь любой ценой тот урок, который я не прошла. Я была полна решимости при жизни преодолеть ограничения физического тела. На этот раз не Будда, а мой Возлюбленный должен был помочь мне. Я выбрала для себя сложное рождение, записав в свою матрицу потерю ног. И родилась в конце 19 века в России.

Я родилась в Санкт-Петербурге, в конце 19 века, в бедной, дворянской семье. С детства я мечтала стать балериной, и родители оплачивали мои уроки. Хотя, конечно, они и представить не могли, что я стану танцовщицей. Папа, дворянин чистых кровей, считал это занятие недостойным честных девушек. Но, когда он геройски погиб в русско-турецкой войне, почти не оставив нам денег к существованию, мама согласилась отдать меня в труппу Мариинского театра. Во-первых, потому, что таким было мое горячее желание, а во-вторых, всем ее участникам полагался пансион, что и сыграло ключевую роль в ее решении, так как денег у нас было совсем не много. У меня был талант, и я довольно быстро вошла в основной состав. Мы тренировались много часов в день, стоя на пуантах, выполняя плие, разминаясь и прыгая. Мое тело слушалось меня беспрекословно, и многие прочили мне большое будущее. Конечно, я влюбилась в одного из танцоров, и он ответил мне взаимностью. По вечерам, после тренировок, мы брали карету и катались по Петербургу, любуясь его дворцами, садами и Невой. Я была очень счастлива. С ним мы не говорили о любви или о женитьбе, нашей общей страстью был балет, и ему были посвящены все наши разговоры. Но, где-то в глубине души мы знали, что очень дороги друг другу. И когда время придет, мы будем вместе, родим детей, и будем жить долго и счастливо, как в сказке. Пока же мы ограничивались нежной, преданной дружбой. И это было хорошо, и устраивало нас обоих.