Рут Хоган - Мудрость Салли

Его смерть стала моим апокалипсисом.

На смену первой, жгучей боли пришли дни темноты, упадка, оцепенения, а потом агония вернулась. И так началась бесконечная, неудержимая карусель. Мучительные дни ада на земле, когда я плакала до тошноты и крови в горле, сменялись бесчувственными днями смерти заживо, когда я даже не могла выбраться из кровати. Когда Габриель умирал, меня не было рядом. Я подвела его. И никогда не узнаю, звал ли он на помощь, боролся ли. Случилось ли все быстро и безболезненно или медленно и мучительно. Именно незнание терзало меня и грозило лишить рассудка, и поэтому я выяснила как можно больше. Я стала экспертом по утоплению.

В следующем году нужно уделить больше внимания плаванию.

Чудесное кладбище, где похоронена малышка Мэри, было открыто в 1855 году. Я в курсе, потому что изучала его историю. Я провожу здесь так много времени, что решила принести пользу. Я собираюсь стать волонтером, «Другом кладбища». Учитывая мою природную нелюбовь к сборищам, я не хочу вступать ни в какие комитеты, а просто делать что-нибудь, желательно в одиночку, и быть полезной. Вполне представляю себя в качестве гида, буду показывать кладбище людям и рассказывать об особо интересных могилах. Но прежде, чем предлагать свои услуги, я хочу убедиться, что справлюсь с работой. И теперь пытаюсь продумать экскурсию. Например, можно начать с объяснения, что кладбище было спланировано, чтобы выглядеть «натурально», с извилистыми дорожками и естественной рассадкой деревьев – была задача создать ландшафтный парк, но с элементами уютного и привычного церковного двора, соответствующего викторианским понятиям о созерцательных могилах и одомашненных мертвых. Возможно, мне придется найти способ рассказать об этом поувлекательнее, если я не хочу, чтобы мои туристы заскучали до смерти, едва зайдя в ворота кладбища.

Наверное, родители Мэри приходили к ней каждую неделю, чтобы ухаживать за могилой. Должно быть, это приносило им какое-то утешение, и я невольно им завидую. Но теперь она – часть и моей семьи. «Семьи с Того Света», как называет Эдвард людей, чьи могилы я посещаю постоянно. Я взяла их под опеку за эти годы, одного за другим, по разным причинам. Некоторых – потому что была тронута мелкими деталями на могильном камне, других – потому что восхищена красотой их памятника, а могилы третьих выглядели такими покинутыми и давно забытыми, что явно нуждались в посетителе. И все потому, что у моего собственного сына могилы нет.

Второй мой сегодняшний визит – к Милому Малышу Колину, который умер в возрасте одиннадцати лет в 1913 году и хотя бы избежал боли от потери отца двумя годами позже в кошмаре окопов Первой Мировой войны. Его камень увенчан венком из маргариток, и на нем высечены слова: «Души праведников в руках Господа». Будем надеяться.

Саппер В. В. Ральф похоронен в конце одного из рядов могил, вертикально идущих от часовни в сторону парка. Я посещаю его от имени его матери, Сары, которая, несомненно, уже и сама отошла в мир иной – на случай, если она вдруг не смогла с ним воссоединиться. Саппер Ральф умер в Месопотамии в 1917 году, от теплового удара, в возрасте двадцати двух лет. Его предали земле на британском кладбище в Багдаде, но сомневаюсь, что у Сары или его отца, Томаса, была возможность поехать к нему туда, и поэтому они воздвигли памятник на моем кладбище. Я представляю их молодого сына в бреду лихорадки, мечтающего о прохладных, утешительных руках матери на лице и стакане ледяного домашнего лимонада, пока он умирал на пропитанных потом простынях военного госпиталя в тысячах миль от дома. Разумеется, не исключено, что Сара была жуткой крикливой теткой, а Саппер Ральф мечтал о большой кружке пива и последней страстной ночи с какой-нибудь пышногрудой Глорией. Но я могу составить о них мнение лишь по немногим намекам, что у меня есть, – со вкусом оформленная могила и трогательные слова в его память.

Становится прохладно, и я собираюсь домой. Эдвард устраивает сегодня вечеринку, и мы с Хайзумом оба приглашены. Впервые за долгое время я с радостью предвкушаю Новый Год. И вообще, впервые за долгое время я пытаюсь чего-то ждать, а не тосковать по прошлому. Еще один напрасно потраченный год почти ускользнул прочь, но я решила, что следующий год будет другим. Хайзум поднимает голову – откуда-то прилетает обрывок мелодии. Он поворачивается в поисках источника звука, тянет меня за собой. Вдалеке, на высокой части кладбища, виднеется отдаленная фигура с раскинутыми руками и поднятой вверх головой. Поет. Она поет. Похоже на Салли. Я слишком любопытна, чтобы уйти, но приближаюсь к ней по круговому маршруту, чтобы не навязываться или (не дай бог!) не показаться излишне любопытной. Это действительно Салли. Похоже, она адресует свое выступление группе итальянских могил, покрытых фонариками и яркими шелковыми цветами, и взаимодействует с надгробиями, словно они – ее зрители. Мелодия мне знакома, но слова итальянские, кроме внезапных и неуместных английских ругательств. Странная, но по-своему красивая сцена. Я не знаю, остаться или тихо ускользнуть. Когда Салли берет особенно высокую ноту, Хайзум решает подпеть, запрокидывает голову и завывает, как банши, что лишает нас всякого шанса незаметно уйти. Салли видит нас и здоровается со мной легким кивком, но она полностью погружена в музыку, и Хайзум продолжает аккомпанировать с большим энтузиазмом. Когда они достигают финального крещендо, вороны врассыпную взлетают в небо из-под сени одной из пихт, и Салли низко кланяется под аплодисменты их крыльев.