Ирина Василькова - Водителям горных троллейбусов

Появляется с модной стрижкой вместо хвостика. Смотрит в зеркало:

— Ну чего я такой некрасивый?

— Аня, ну почему же — некрасивая?

— Да и зачем мне? Я уже старый, для секса не гожусь…

В следующий раз приходит вся в расстроенных чувствах. Призналась — всю неделю плохо спит и плачет. Что такое? Оторвавшись от родины и заскучав, нашла себе здесь подругу-соплеменницу для«поговорить по душам». В общем, дружили, пока не выяснилось, что подруга зарабатывает проституцией. Алтынай до того потрясена и преисполнена отвращения, что даже выбросила кофточки, которые давала той поносить. Они теперь грязный! Но самым непостижимым ей кажется то, что соплеменница не посылает денег своим детям!

Срочно радоваться! — отдаю себе приказ. Иначе сожрет депрессия.

Не дамся!

Выбрасываю из головы фотки прекрасных, но недоступных мест, присланные восторженными друзьями. Ищу, что поближе. Здесь и сейчас можно получить «очей очарованье» совершенно бесплатно. Вешаю на шею фотоаппарат и совершаю пробежку вокруг дома и далее в поликлинику, где мне должны вкатить очередной обезболивающий укол (спину я себе все же свернула, поднимая папу). Папа горько рыдает вслед — каждый мой выход из дому ассоциирует с неминуемой погибелью. Добежав до процедурного кабинета, получаю грязной тряпкой по ногам: « Ходют тут всякие во время уборки!». Но тут мой фотоприцельный взгляд видит в окне рябиновые кисти на фоне золотого клена, и я восхищенно ахаю:

— Какое красивое окно!

Медсестра с тряпкой польщена:

— Да, у нас тут прям картина! Но вот не все замечают!

Я — замечаю, за что и получаю свой укол — « cito» вместе с извинениями за неуместные ведро и тряпку. Красота, ей-богу, смягчает нравы!

Когда возвращаюсь, папа все так же рыдает, но уже по другому поводу: «Все мы умрем! Умрем в октябре!» Не так уж плохо, думаю. По крайней мере, пышно.

В одно ухо — звонит бывший муж, из Кащенко (пить меньше надо!), и нудит, что никого так в жизни не любил, как меня. В другое ухо — папа агрессивно бредит вслух, что надо всех убить и выковырять мозги.

От отчаяния пью болгарское «каберне» в одиночку, заткнув ватой уши.

Может, это карма моя такая — притягивать ненормальных мужчин? Для сглаживания мировых флуктуаций?

Иду через двор, передо мной стройная девушка легко перепрыгивает лужи, хотя у нее в обеих руках тяжелые пакеты из «Пятерочки». И поет! Нежным таким голосом.

— Хорошо быть молодой! — думаю я. — Вот так бежать вприпрыжку, без зонта, и петь ни о чем! Счастье!

Обгоняю ее, оборачиваюсь — бабульке лет восемьдесят.

В иные дни мироздание представляется на редкость шизофреническим — сегодня как раз такое. Когда, чуть не падая со стула вследствие трех ночных недосыпов, пытаюсь рассказать что-то про Плавта и римскую ателлану такой же засыпающей ученице, на нас с грохотом падает с потолка плафон. К счастью, мы не пострадали, зато моментально проснулись и, сочтя это знаком судьбы, к обоюдной радости свернули факультативные занятия.

Забредя c туманной головой в аптеку, покупаю папе очередное лекарство, но дома обнаруживаю, что мне положили в пакетик не то чтобы совсем не то, но и не совсем то.

Дома папа в экстазе: ток из проводов украли инопланетяне, поэтому троллейбусы не ходят, а мне срочно нужно в консерваторию! Аня намекает, что многие ее соплеменники потихоньку отбывают в родной Кыргызстан по причине кризиса, и не сделать ли ей то же самое. Я, соответственно, печалюсь и поднимать адреналин иду на аэробику, но пока мы там дурачимся, изображая Майкла Джексона, в открытое окно просовывается рука, срывает штору и утаскивает в неизвестном направлении. Тренерша сигает прямо в окно, и я наблюдаю, как разъяренная тигрица в майке и шортах бразды пушистые взрывает, гоняясь за пацанятами. Имущество отбито, похитителям надраны уши.

Возвращаюсь домой по свежевыпавшему снежку с фээсбэшницей Наташей из соседнего дома, та с придыханием рассказывает про поимку очередного шпиона. Шпион прокололся в процессе сочинения сказки внуку — благодаря потолочному жучку сказка стала последней каплей в толстом досье на гражданина, продавшегося англичанам. Не взять ли мне за правило ходить к Наташе пить чай и постепенно переползать с лирических рассказов на шпионские истории?

Папенькин приступ шпиономании достигает максимума в полчетвертого ночи, он требует вызвать такси и доставить его на работу, дабы перепрятать секретные бумаги в другой ящик. Пытаюсь его утихомирить, параллельно корпя над корректурой, которую завтра сдавать.