Валерий Городецкий - Гаврош, или Поэты не пьют американо

– Стой, Вася, да уймись ты, – прыгала сбоку его жена, пытаясь усадить его обратно на стул.

Очередь, состоящая из трех человек, замерла, все обернулись. Молодой продавец Али перестал считать сдачу и тоже смотрел на меня. В их лицах читался немой вопрос: Почему?

– Да потому! – закричал я в ответ, тщетно пытаясь найти аргументы.

– Что «Потому?» Что?

– Потому, что…

– Ну, ну, что? Не знаешь? Теоретик хренов, знаем мы вас, довели Россию, теперь расхлебывай за вас, интеллигенция вшивая!

– Знаю. Знаю почему! – закричал я

– И что? Почему она живет быстрее меня? – вопил Вася, вращая выпученными глазами.

– Потому что она на острие стрелы! – выпалил я

– Чего? Чего-чего? – Вася победно обвел взглядом аудиторию.

Алик вернулся к своей кассе, а очередь отвернулась, поняв, что в споре двух подвыпивших посетителей вряд ли стоит искать глубокие истины.

– Да я вам сейчас все объясню, я недавно общался в Русском музее с удивительным человеком…

– Слышь, Гарри Поттер, – перебил меня Вася. – Пора нам, вон жена уже ушла, ждет меня. Спасибо, что все растолковал – про Вечность, про любовь… и про птицу.

Вася нацепил бейсболку и пошел вслед за женой, растворившись среди тропинок Александровского парка, иногда покачивая головой из стороны в сторону, будто продолжая неразрешенный спор…

Раз в год я прихожу на концерт. Ведь они приезжают. Я не могу подойти к Гаврошу, у меня не хватает духу, я пытаюсь затеряться в зале, где-то там – между Человеком у сцены и Человеком у барной стойки. Но она ищет, я чувствую, что она ищет. И когда она нащупывает меня, я знаю, что попался. И она это знает. Тогда я кусаю изо всех сил губу, чтобы не закричать. Тяжелее всего остаться на месте, чтобы не побежать туда, к сцене, где ты можешь дотянуться до нее рукой. Главное – продержаться первые две минуты, потом становится легче, в конце концов я теперь совсем взрослый и могу контролировать себя.

И я не уверен, что она узнает меня, ведь Гаврош живет слишком быстро, и вдруг, это будет уже другая Гаврош, а не та, которую я знаю. А если она поздоровается по-другому, не так как это было раньше, то этого я не выдержу.

Да и зачем, ведь Золотой ключик теперь всегда со мной. Я сжимаю его в руке и ухожу с концерта прямо перед бисами. Концерт всегда в пятницу, и Саныч дергает за рукав перед самым заходом солнца, потому что он не может нарушить шабат.

Тогда я иду домой и ложусь спать в маленькой квартирке, вдали от Питера.

Порой мне кажется, что сейчас раздастся звонок, и надо будет сорваться в аэропорт или на вокзал, встретить и обнять Гавроша и куда-то мчаться. Я бы все отдал, чтобы завтра я обязан был проснуться где-то в трущобах Буэнос-Айреса.

Но телефон молчит, все осталось в прошлом, и только фонарь поскрипывает за окном.

Я не знаю, где лучше жить, там где спокойнее, или там, где твоя душа может быть рядом с такими как и ты. Везде есть свои плюсы и минусы. Но я знаю точно, что где-то на необъятных просторах мчится поезд и маленький человек готовится выйти на сцену снова и снова, он двигается навстречу своему страху, гораздо большему, чем я могу себе представить. И, может быть, ему было бы легче, если бы каждый из нас делал свой шаг навстречу своему страху. Если бы мы делали эти шаги, страха на всех бы не хватило, и, возможно, началась бы совсем другая жизнь.

Тогда я закрываю глаза, проваливаюсь в полудрему, и мне снится один и тот же сон, я вижу нити, связывающие меня с другими, эти нити вечны, есть нить к Гаврошу, к ее маме, к ТД, Дрозду, Джульетте, Чайке и остальным, они сверкают и переливаются, и где бы мы ни были, какие океаны бы нас ни разделяли, я знаю, что я навсегда связан с этими людьми, я чувствую их настроение, и другие связаны еще с кем-то, и так все человечество пульсирует как единый живой организм, двигающийся вперед и вверх, и кто-то из нас обогнал других, кто-то плетется прихрамывая и немного приотстав, но мы идем вперед, и кому-то надо постоянно делать первые шаги, торя путь. Им тяжелее всего, и этот терпеливый подвиг порой незаметен, но он есть. Меняются времена и нравы, но суть остается неизменной. Пусть пятьсот лет назад было достаточно звонкого сонета, чтобы вдохнуть в кого-то жизнь, спустя еще лет двести скрипичные симфонии наполняли нас теплом, а еще через одну сотню лет мы замирали под звонкое пение труб. Время идет, сменяются поколения и чтобы достучаться, Поэт должен искать новые пути. Мы обрастаем коростой и отскребать ее становится с каждым днем сложнее. Но кто-то еще есть снаружи, кто-то хочет достать меня, кто-то живой ждет и тебя и продолжает рваться навстречу, пока у него есть силы. И важно идти, ползти вперед, делать шаги, помня о главном, и тогда, где-то впереди, мы сможем встретиться и спеть Самую Красивую Песню на Земле…