Макси Фэй - Нефанатка

Но сначала нужно узнать, что она услышала. Втыкаю наушники и нахожу в интернете последние ролики про себя. Включаю один из них. Вот же черт! Наврали с три короба! Обработали видео. На этих кадрах мы с Тасей действительно выглядим безумно влюбленными, но я ведь помню наши натянутые улыбки!

Пытаюсь представить, что могла чувствовать Ксюша, когда смотрела этот ролик. Наверняка, ощутила себя преданной и, возможно, даже использованной.

Нет же, милая, всё не так! Ты же видишь, это неправда!

Кусаю губы и мотаю головой. Я, действительно, мудак. Так легко было согласиться на эту ложь, и я не подумал даже, насколько сильно она обидит единственного важного для меня человека.

На часах два ночи, но я все-таки пишу Ксюше:

«Мне заплатили за эту ложь. Те триста тысяч. Нечем было платить за квартиру. И не было другого способа найти деньги. Прости, что не сказал тебе»

Ответ приходит почти сразу:

«Херсонская 7, кв. 22»

Закрываю глаза и чувствую, как по щекам снова катятся слезы. А хочется кричать и лупить кулаками по стенам. Потому что больно. Внутри очень больно.

Ведь я снова её теряю…

Уже утро. Я лежу, всё так же глядя в потолок. Иногда порываюсь и хватаю телефон, стремительно набираю сообщение Ксюше – и тут же отбрасываю. Потом снова хватаю и всё стираю. Пишу и бросаю, стираю и пишу…

Сосед расхаживается по комнате. Иногда смотрит на меня и вздыхает, но ничего не говорит.

Сходил в процедурную, чтобы сняли швы. Вернулся в палату и снова лег на спину.

– А знаешь, парень, я ведь тоже любил когда-то… – вдруг заговорил сосед. – Лидия… её звали Лидия, но все называли её Лидок. Она одевалась как пацанка и носила короткую стрижку. Детдомовская была. Дерзкая, заводная… Увидел её, когда щелкала семечки, сидя на перилах Кузнецкого моста. Влюбился сразу. Мне тогда почти тридцать было. В форме ходил, все девчонки заглядывались. А она – нет. Издевалась надо мной. Водил её в кино, гуляли по парку. А она – то, вроде, со мной, то опять с пацанами в подворотне курит. Не сдержался однажды, взял её… Ей пятнадцать всего было, совсем девочка. Корил потом себя… но хотел её как бешеный. Подписал контракт на срочную на три года. Чтоб подальше быть. Думал, вернусь потом, с погонами, с деньгами, и сразу женюсь на ней. Подрастет как раз, жизнь посмотрит, – вздыхает тяжело. – А она забеременела тогда. И умерла при родах, организм не справился. Мальчонку в дом малютки отдали сразу. Она ж детдомовская была, и никто за ним не пришел. Я только через три года узнал, когда со срочной вернулся и искать её начал…

Я не хочу его слушать, у меня свое горе, в котором я медленно тону. Но в палате тихо и он продолжает:

– Я к чему тебе все это говорю, парень? Да к тому, чтобы ты не терял надежду и пытался. Я двадцать лет искал своего сына, и я не прекращаю этого делать. У меня есть список всех мальчиков, рожденных в тот день и выросших в детских домах области. Я отыскиваю их одного за другим… и прихожу к ним. Я надеюсь, что мое сердце подскажет мне, когда я встречу сына. Я надеюсь, что он будет похож на свою мать, и я сразу узнаю его. Она была такой красивой! Моя первая и единственная любовь, которую я так глупо потерял… Не теряй свою любовь, парень! Ни за что не теряй!

Закрываю глаза и снова проваливаюсь в сон.

Я не знаю, что мне еще сделать, Ксюша. Прости меня…

– Здравствуйте! – в палату вошел невысокий мужчина с кучерявыми волосами по плечи.

Я почему-то сразу понял, что это Ксюшин папа, и сел на постели.

– Николай Афанасьевич… Михеев, – протягивает мне руку он. Я киваю и отвечаю на пожатие, а он поворачивается к соседу.

– Петр Александрович Невзоров, – представляется тот и тоже пожимает ему руку. – Вы к немому?

– Да, я… Ксюшин папа.

– Отец нашей красавицы? Приветствую, приветствую! – еще раз пожимает ему руку мой сосед. – Поздравляю с такой дочкой, приятель! Умница, красавица, хозяюшка! С ней к нам будто солнышко в палату заглядывало.

Ксюшин папа смущается, но видно, что рад похвале и тоже гордится дочерью.

– Как там Ксюшенька? – снова спрашивает сосед, а я удивленно смотрю на него. – Молодые в прошлый раз сильно повздорили, – объясняет он гостю. – Переживает вон за нее, извиняться пытается, да она, видно, не хочет ничего знать. Обиделась.

– Крепко обиделась, – качает головой Ксюшин папа и подставляет себе стул. – Приехала ко мне, плачет. Можно, говорит, я у тебя пару дней побуду, а потом домой улечу. Она в Красноярске у меня учится, в институте. Я спрашиваю, что у тебя, доченька, случилось, с парнем что ли чего-то не поделили? А она кивает и еще больше плачет. Так весь вечер и проплакала с телефоном в руках. А утром просыпаюсь, сидит на диване, глаза стеклянные и в одну точку смотрит. Я уж и не трогал её, любое горе пережить нужно. А потом приносит мне бумаги и говорит, отвези Егору в больницу, пожалуйста, я не могу. Ну, я и повез.