И на миг – на один исключительный миг – мы остаемся вдвоем за детским столиком.
Я протягиваю руку и осторожно разворачиваю лицо Бека к небу:
– Думаю, знаешь, Бек. И я помогу. Но сейчас ты пропускаешь умопомрачительное зрелище.
И мы втроем смотрим, как взрываются небеса.
Я бы что угодно отдала, лишь бы увидеть этот фейерверк двумя глазами…
3 сентября, поздняя ночь
Дорогая Изабель.
Мне было восемь.
Папа пил пиво и ремонтировал свой мотоцикл. Он никогда на нем не ездил, только ремонтировал. Это одна из многих исчезнувших черт отца – его склонность к незавершенности. Он получал удовольствие от тяжкого труда, а не от вознаграждения в конце.
Мы сидели в гараже втроем. Мама пыталась объяснить мне, как работает проигрыватель. (Я не вспомню все подробности того разговора, потому что… ну, мне было восемь. Так что перескажу примерно, но суть ты поймешь.)
– Да, мама, но как музыка из иглы, – я ткнула пухлым пальцем в проигрыватель, – попадает в мое сердце?
Мои самые ранние воспоминания о музыке никак не связаны с прослушиванием, тогда все в мире воспринималось исключительно чувствами.
– Игла называется «стилус». – Мама сдула пыль с альбома «The Doors». – И он проходит по этим канавкам, видишь? И начинаются некие вибрации или вроде того, направленные, наверное, в какой-нибудь усилитель, и – вуаля! – музыка.
Папа, полирующий мотоцикл, фыркнул.
– Лягушку проглотил, дорогой? – произнесла мама, устанавливая пластинку.
Он пробормотал что-то – я не расслышала – и глотнул пива.
– Принеси мне тоже, ладно? – попросила мама, и папа ушел из гаража.
Мы остались вдвоем на продавленном старом диване. Сидели и слушали, как Джим Моррисон прорывается на ту сторону. [6] Песня группы «The Doors» – «Break on through».
– Странно, – сказала я. – Как будто песня сумасшедшего.
Мама кивнула:
– Это потому, что он и был сумасшедшим. Как и многие известные рок-звезды.
– Например?
– Ну, помнишь Джими Хендрикса, который играл «Star Spangled Banner»?
Боже, я помнила. (Из, ты видела это выступление? Сколько вдохновения…)
– Да, – сказала я. – Его гитара звучала, как и этот голос. Будто… – Я тряхнула головой, размышляя о туманных сложностях рок-звезд и пытаясь облечь их дикую натуру в слова. – Звучала… мм… безумно и честно. И безумно честно.
Мама рассмеялась – то был смех Беззаботной Юности – и уронила голову на клетчатую спинку любимого дивана.
– Джими тоже был безумным?
– Да, Джими был честным и безумным.
– Но почему?
– Кто как, Мэри. Из-за наркотиков, славы, еще чего-то… Полагаю, когда ты нравишься стольким людям сразу, это может свести с ума.
– Ты что творишь?
Папин голос был тих, но я помню, как мы вздрогнули. Он стоял на улице, прямо за поднятыми гаражными воротами, с бутылкой пива в каждой руке. Я видела, что мама пытается понять, как долго он подслушивал, и тщательно подбирает слова.
– Ничего. Просто рассказываю…
Папа не шелохнулся.
– Ей восемь, Ив. Какого черта?
На мгновение все замерло. Никто не произнес ни слова. В свои восемь я обычно легко справлялась с семейными сложностями, но тогда, помню, сильно растерялась. Я не могла понять, что именно в нашем разговоре разозлило отца.
– Я не против, – прошептала я, подогнув под себя ноги и стараясь выглядеть мило.
Милая мордаха порой останавливала ссоры на самой ранней стадии.
Папа поставил пиво на землю, подошел к дивану и подхватил меня на руки:
– Не все сходят с ума, зайка.
Мама поднялась, чтобы взять пиво:
– Черт, Барри, я и не говорила, что все.
– Ты сказала достаточно.
Много позже до меня дошло, как все же странно, что эта папина одержимость – мол, со мной что-то не так, настолько серьезно, что это оправдывает серьезные наркотики, и серьезных врачей, и жизнь, полную серьезных лекарств, лишь бы избежать серьезного безумия – в некотором роде сводила его с ума. Много позже до меня дошло, что, несмотря на все его поступки, папа действительно хотел для семьи лучшего. Как этого добиться? Он понятия не имел. Много позже до меня дошло, что это предельная дихотомия: желать лучшего, а делать худшее. У папы получалось именно так. Ведь нельзя просто перевести старушку через дорогу. Нет, он должен изобрести гребаный автомат и велеть ей тащить свою задницу на ту сторону. Его методы были не просто неэффективны, но безумны. Такова судьба многих хороших людей, когда-то поддавшихся безумию мира.
До меня все это дошло много позже.
Читать дальше