Дэвид Арнольд - Москитолэнд

– Эй, эй, да. – Он подпрыгивает на пятках.

Я закрываю здоровый глаз и призываю каждую каплю скрытности, скорости и решимости в запертые в кроссовках ступни. Мама – пламя моего запала, ветер в моем парусе, тиканье часов в моем ухе – больна. День труда через двое суток. Сорок восемь часов. Вдох, выдох, вдох, выдох, вдох, выдох. Я заряжена энергией. Возбуждена. Мобилизована, окислена и полностью готова.

Я Мэри Ирис Мэлоун – сама решимость.

Мои верные кроссовки шагают в коридор и ведут нас вперед (всегда вперед!) по небольшому беспокойному городку полицейского участка Независимости. Мы пролетаем мимо пуленепробиваемого окна, защищающего арестованные отбросы общества; мимо кухни размером со шкаф с ее мерзким кофе и круглой коробкой дневных пончиков. Приподнятые духом, в режиме «скрытно», по белым волнам адреналина, мы следуем за моими верными друзьями на липучках в фойе участка. Мимо старушки, рыдающей о потерянной кошке; мимо развратного ковбоя (ковгерлы?) неопределенного пола; мимо шикарного парня с подбитым глазом…

Я застываю как вкопанная. Уолт врезается мне в спину, хихикает.

Парень с фингалом. Тот самый – «17С» из автобуса.

– Вперед, – говорит Уолт, все еще приглушенно посмеиваясь. – Мы сбегаем из тюрьмы.

Вцепившись в мой рукав он тянет в двери каждую мою частичку. Кроме сердца.

– Прости, мелкая. Не могу продать, если нет действительных прав.

Парень вытаскивает яблоко черт-знает-откуда и сует его в заросли Моисеевой бороды. Могу только предположить, что где-то там есть рот.

После нашего «побега» я уже готовилась к автостопу, когда Уолт заметил объявление о продаже в окне синего пикапа у вот этого парня во дворе. Но есть проблемка: само собой, что из-за, скажем так, циклоптики водительского экзамена я избегала как чумы.

Я выуживаю из рюкзака ученические права, которые великий штат Огайо выдает после одного только письменного теста, и сую карточку Моисею в лицо:

– У меня есть вот это. В принципе, разницы никакой.

Он откусывает кусок яблока (чертовски хрустящего), жует, молчит.

Уолт расстегивает чемодан, достает кубик Рубика и погружается в любимое дело. Моисей вскидывает брови. Я буквально вижу, как его терпение сходит на нет.

– Ладно, хорошо. – Я вытаскиваю пачку денег. – Как насчет трехсот баксов? Это на пятьдесят больше, чем ты просил. Наличными.

Уолт собирает красную сторону кубика, хлопает меня по плечу и пляшет победный танец прямо у Моисея на крыльце.

– Что с ним? – спрашивает тот, не отрывая от Уолта взгляда.

– Он Уолт, чувак. А у тебя какое оправдание?

Моисей на мгновение перестает жевать, затем отступает, намереваясь захлопнуть дверь.

– Ладно-нет-подожди-подожди-слушай, прости. Мы с другом только вышли из полицейского участка, так что…

– Видели там Ренди? – Он откусывает очередной кусок.

– Я… что?

– Офицер Ренди. Видали его?

– Да, но…

– Как там старый сукин сын? Все такой же крысеныш?

Я Мэри Ирис Мэлоун, и я окончательно озадачена.

– Ты продашь нам машину или нет?

– Нет, – отвечает Моисей с набитым ртом.

Я кручу мамину помаду в кармане:

– Ладно, думаю, мы не с той ноги начали…

– Подруга, у меня дел по горло. Без водительских прав я ничего тебе не продам. А теперь вместе со своим… приятелем убирайтесь с моего крыльца.

– У меня есть права, – произносит кто-то за моей спиной.

Оборачиваюсь и вижу «17С», что стоит во дворе как пустившее корни дерево, будто он там уже много лет, и пролистывает снимки на своей камере. Каким-то чудом подбитый глаз делает его только еще желаннее.

– А ты у нас?.. – спрашивает Моисей.

А) Совершенство.

Б) Бог разрушительной привлекательности.

В) Безупречный экземпляр, созданный в лаборатории безумными учеными, чтобы играть с сердцем Мэри Ирис Мэлоун.

Г) Все вышеперечисленное.

Обвожу в кружок «Г» – окончательный ответ.

Он сует камеру в дорожную сумку и перебрасывает ремень поперек груди.

– Я Бек, – представляется, поднимаясь на крыльцо и обхватывая меня рукой за плечи. – Ее порицающий старший брат. – Затем поворачивает голову… в сантиметрах от моего лица. – Я вроде велел тебе ждать на парковке, сестренка.

Откидываю челку с глаз. Проклятие, я бы сейчас заплатила… не знаю, может, четыреста долларов за подготовительные пять минут перед зеркалом.

– О-о-о, ну да, – говорю я. – Прости, братец… забыла.

Мой привычно-остроумный словарный запас, кажется, регрессировал в косноязычное и обрывочное младенческое блеяние.