Александра Сашнева - Танго с ветром

Волчьи глаза маньяка блестят адреналиновым голодом, он втягивает в себя энергию ада. Волны адского жара расплескиваются в пространстве и горячая искра обжигает эфирное тело Джонни. Он останавливается и затихает. Там, в подспудной тишине, к си бемоль минор добавляется соль. Чистая Сонина соль второй октавы. И в аккорд добавляется мажорное звучание. Это толчок силы для Джонни. Теперь он слышит голос Сони — ее крики, крики ее ужаса, больше похожие на крики ночных разъяренных кошек, раздаются у него в голове, и он идет на этот звук.

Вскоре тайная месса перестает быть тайной. Зрение Джонни, и слух, и чувство ритма обостряются — теперь он видит все ярко освещенным. Его мысли коротки и точны, как выстрелы, движения неуловимы и плавны, как удар кошачьей лапы.

Джонни недолго думает — пока он еще не отразился в глазах Сони, надо успеть сделать единственно верное движение. На ошибку нет ни времени, ни права. Мужик со скальпелем жуток. Это великан с огромными граблями. Это не малыш, оскорбленный ростом. Малышам нужна власть, великаны алчут крови.

Джонни на расстоянии срастается с телом маньяка, так парус срастается с ветром, и, угадав его поворот, кидает монтировку. Она летит по начертанной в пустоте линии. По линии смерти, не по линии жизни, и геометрия тут ни при чем. Геометрия всегда на службе у событий. Целиться нужно в событие, а не в цель — тогда и с закрытыми глазами попадешь.

Стальной конец попадает точно в правую почку монстра.

Гора мяса опадает на землю, Джонни подбегает и добавляет между лопаток.

Джонни не думает о том, что будет. Узел его осознания сосредоточился в одной точке. Лучи судьбы сошлись в лазер, а что дальше? Дальше будет дальше.

Джонни разрезает скотч и, раздевшись, швыряет Соне рубашку.

Соня кашляет и одевается.

Гора мяса приходит в себя. Это слабая гора, у нее повреждена почка, ее сердце молотит невпопад, но это громадная гора. Гора-экскаватор. Руки-ковши загребают пространство, глаза пылают адской алчностью. Видно, что жилы горы всегда в гипертонусе, от этого тело судорожно-бугристо. Слишком вытянута шея, слишком покаты плечи, позвоночник не выдержал натяжения жил и согнулся в дугу. Но в дуге этой сила пружины.

Джонни молотит по горе монтировкой и движется прочь от Сони, как птица от птенца. Как танцующий котик, выбравший путь победы в войне с превосходящим противником.

Гора по-слоновьи тяжело гонится за Джонни — удары только зла добавляют, и Джонни бежит, а гора гонится.

Пара убийца-жертва движется по темным коридорам строящегося здания, как по внутреннему миру подсознания. Они связаны там, внутри. Кто теперь победит?

Лестницы выводят их наверх, на суд неба — Небо смотрит на них, на эту пару — монетка с овцеволком пока еще летит вверх и крутится, крутится и… замирает на секунду над пропастью — выбор сделан: овца сделала волка на этот раз. Волк летит вниз лицом на прутья арматуры — они станут ему осиновыми кольями. А всего-то стоило пригнуться под броском этой горы мяса, просто расслабиться и дать ей пролететь мимо.

Мясо взрывается, напоровшись на сталь, и все души, выпитые этим мясом, со стоном вырываются наружу. Выплескиваются багряным фонтаном, и плоть адского исчадия становится тем, что есть, — горой мяса, пищей. И это справедливо. Бездушное не должно жить чужими душами — такова тоска мира по равновесию. И мир затихает.

Овца, готовая свалиться вслед за волком, держится на волоске.

Ангел, посланный Богом, держит эту жизнь в мире для дальнейших поступков. Соня. Ее руку уже сводит судорога, но она не отпускает пальцы, она кричит, находя силы в крике.

Джонни осторожно затихает и помогает Соне затащить его назад в коридоры жизни из пропасти смерти. Начинается ливень. Небо разрывается накопившимся криком молнии.

Соня сидит на табурете, мокрая после дождя и после душа, в ее руке стакан с вином, и она отпивает маленькими глотками. Ее тело больше похоже на тело святого Себастьяна. Джонни выдавливает из тюбика мазь на палец и замазывает раны Сони. У Джонни опрокинутое лицо. Соня смотрит на его лицо и вдруг начинает гладить его по голове. Его мокрые курчавые волосы напоминают на ощупь шерсть зверя.

Соня допивает вино и ставит пустой стакан на стол. Толстое стекло громко стучит по дереву.

— Ты все испортил, — говорит Соня. — Все, что могло быть, уже никогда не случится.

Фиолетовые бабочки садятся на руки Джонни, на губы, на веки, но Соня не видит их. А Джонни мажет, мажет мазью ее раны. И вспоминает, как это делала Соня. Рифмы. Рифмы — вот из чего состоит мир.