Марина Москвина: Дом на Луне

— …Так ты знал??? — спрашивает Кеша.

— Не знал! — он крикнул свирепо. — Не знаю и знать не хочу!!!

А потом все пугал нас, что придет какой-то Харальд Синезубый и сын его, Свейн Вилобородый, вот они нам еще покажут!..

Он хотел жить один — с аквариумными рыбами. И с жабой. Жабу он себе заранее присмотрел в зоомагазине.

— Это такая мерзкая тварь! — восхищенно рассказывал мальчик. — Дряблая, киселеобразная ляга болотного цвета, размером с чайник, как коровья лепеха!..

Редкое единение он чувствовал с миром земноводных.

— А если придет невеста, — говорил, — я бы залез в аквариум и превратился в меченосца.

Какой-то у него был свой взгляд на вещи с их истинной скрытой сутью. Наверно, мы с Кешей мешали ему, вставая между ним и целым миром. Как он упрашивал меня оставить его одного!

— Дай мне самостоятельности, дай, — просил он, — не будь врединой, дай мне побыть без горланящих мам и пап. Когда я остаюсь один, — говорил он, — я начинаю петь песенку. Такая чудесная придумка — поночевать в одиночестве! Запрусь на все замки и вставлю ключ — уже ко мне никто не продерется. Поужинаю плотно. Порисую, журнальчик посмотрю. Буду сидеть, слушать лютневую музыку, на улице гулять, ключи не забывать. А? Марусь? Я просто умру, если ты мне не разрешишь. Почищу обязательно зубы, прочитаю молитву Оптинских старцев и лягу спать. А ты ко мне — к моему неудовольствию — на следующий день приедешь?..

Тайны мира ему заранее были известны, моему мальчику, и я ни за что бы не поверила, что он явился сюда в первый раз.

— Помню, как в своей прошлой жизни, — говорил он, — я чесал у тигра за ухом. Прекрасно помню этот момент — какое у него округлое ухо и упругая шерсть!..

— Сынок! — я удивлялась, — какой ты умный. Ты что, умнее своей мамы?

— Да, умнее, — со вздохом отвечал, — причем гораздо.

— Видишь ли, Маруся, — он так серьезно мне говорил, без улыбки, — твоя ошибка в том, что ты забываешь о бессмысленности слов.

Однажды он спросил:

— Почему ты так отрывисто смеешься? Громко и отрывисто?

— Потому что ученые открыли, — сказала я, — что человек, который долго, не переставая, смеется, производит неприятное впечатление.

— Любой человек производит неприятное впечатление, — глубокомысленно заметил мальчик.

В другой раз Кеша взял себе талончик к зубному. Мальчик сходил с ним в поликлинику, вернулся и говорит:

— Знаете, почему древние люди так любили войны?

— Почему?

— Потому что нет ничего хуже старости.

Со временем Кеша ему поставил в чулан кресло-кровать. Выходишь из комнаты утром, и всегда задеваешь за его пятки. Тумбочка осталась прежней, на ней теперь стоял музыкальный центр. Рядом на столике тулились компьютер и синтезатор — мальчик сочинял древние скандинавские саги. Его даже в Лос-Анджелесе издали на каком-то левом лейбле.

На стенке висела картина, он сам ее написал — черные скалы над морем и круглая белая луна. Эта луна бледным светом высвечивала этажерку с книгами: «Белая магия», «Славянская мифология», Страбон, Геродот, Чарльз Диккенс «Лавка древностей», «Сражения викингов»…

Гостиной у нас по-прежнему служила кухня, в центре которой царил старинный немецкий стол фирмы «Анаконда» без единого гвоздя, его постоянно приходилось подколачивать молотком, потому что с веками он раскачался, и в полых ножках его, изящно закругленных, мореного дуба, чуть зазеваешься, селились тараканы.

Стол был раздвинут во всю ширь — с одной стороны мы за ним обедали, с другой — у окна Кеша устроил себе мастерскую — там грудились холсты, акварели, кисти, краски, мольберт, он никогда ничего не убирал, даже если приходили гости. Иной раз перепутаешь — возьмешь масло растительное, а это льняное — растворитель для масляной краски.

Когда из студенческого общежития Кеша переехал ко мне с единственной вещью, которая являла собой его личную собственность, — проигрывателем «Вега» («Вега» вместе с колонками до поры до времени выдерживалась в камере хранения на Казанском вокзале), он провел линию на столе и сказал:

— Отныне и навеки здесь будет мое рабочее место.

У окна стоял диван, на нем спал большой королевский пудель Герасим, иногородние родственники или припозднившиеся гости.

А в комнате — только кровать и стол из красного дерева, еще бабушкин, с запахом валокордина, письменный стол, где я сочиняла свои рассказы и сказки, а также сценарии для передачи «Спокойной ночи, малыши!»

Тесновато, но в тесноте, да не в обиде! Как говорили древние: что такое счастье? Наличие живых родителей. Неподалеку, тоже в однокомнатной квартире, обитают мать моя Маргарита с отцом Серафимом, пошли им, господь, здоровья. Оба такие веселые, особо не запариваются. Ясно, раз ты пришел в этот мир, надо как-то ютиться, сказано ведь в писании: птица имеет гнездо, лиса — нору, только человеку негде преклонить свою голову.