Эмма Бёрстолл - Тремарнок

– И как вы собираетесь с этим разобраться? – спросила она. Ей не нужны были ни сочувственные взгляды, ни чай – она требовала ответов и решений.

Сперва Рози предстояло пройти десятинедельный курс химиотерапии, а затем ее ждала лучевая терапия. Путь был долгим, но вероятность излечения составляла семьдесят процентов. Когда Лиз думала о страданиях, уготованных ее дочери, у нее разрывалось сердце. Она знала людей, прошедших химиотерапию, и понимала, насколько это тяжело. Впрочем, положительный прогноз обнадеживал, так что когда она вернулась к Рози, то уже слабо улыбалась.

– Смотри! – Рози показала матери картинку, которую успела нарисовать, пока Лиз беседовала с врачами.

Сидящая на камне русалка с золотыми волнистыми волосами до пояса.

Лиз не хотела рассказывать Рози, что вскоре та вновь облысеет. Она боялась, что дочь совсем падет духом. Лиз все бы отдала, чтобы поменяться местами с ней, но понимала, что жалость – плохой помощник. Сейчас она должна подбадривать свою девочку – а если понадобится, драться за нее, как тигрица.

Рози уже окончательно пришла в себя после приступа, и спустя двое суток ее выписали. Терапию предстояло начать в следующий понедельник. Упав, она ударилась об угол двери, и на ее уже многострадальную голову наложили шесть швов.

Дома Лиз позвонила Роберту и сообщила, что с работой покончено.

– Прости, но Рози я нужнее. Надеюсь, ты быстро подыщешь мне замену.

К счастью, в этот момент ее позвала дочь, и Лиз обрадовалась, что не придется выслушивать соболезнования Роберта.

– Обязательно дай знать, когда ей станет лучше! – поспешно проговорил он.

– Хорошо, – пообещала Лиз, подумав, что до этого еще далеко: лечение займет несколько месяцев.

Постепенно они привыкли к новому ритму. Неделю химиотерапии сменяла неделя передышки. Таким был теперь их график. Два раза в месяц, по понедельникам, они спозаранку вызывали такси и ехали в Бристоль на терапию. Чтобы ввести лекарство, требовалось всего полтора часа, однако ждать приходилось так долго, что домой они возвращались не раньше шести-семи вечера.

С собой Лиз брала целый ворох книг, бумагу, игрушки, карандаши и что-нибудь перекусить, потому что больничную еду Рози не любила. Ночью после химиотерапии Рози часто просыпалась от резкой боли в руках, ногах и животе, а на следующий день чувствовала себя измотанной и не вставала с постели. Прошло немного времени, и волосы у Рози начали выпадать, она отказывалась смотреть на себя в зеркало.

– Как же это мерзко! – воскликнула Рози однажды, проведя рукой по оголившейся коже на голове. Она отбросила книгу, которую читала, и разрыдалась. Больше она о волосах не говорила, но ни перед кем, кроме Лиз, без платка не показывалась.

Когда самочувствие ее было особенно скверным, Рози спрашивала:

– Почему это случилось именно со мной?

Ответа Лиз не находила и просто старалась отвлечь дочку. Порой Рози чувствовала себя после химиотерапии сносно и могла даже пойти в школу, но нередко Лиз звонил кто-нибудь из учителей и просил забрать девочку пораньше. В свой одиннадцатый день рождения на веселье у Рози не хватило сил, и хотя Лиз испекла торт и приготовила подарки для дочери, праздник вышел печальным.

Они смотрели телевизор, играли в настольные игры и прочли вместе бесчисленное количество книг, но грусть, влажным туманом прилипшую к Рози, разогнать не получалось. Глядя на усталые глаза дочери, ее бледное лицо, Лиз с трудом сдерживала слезы.

Сперва Лиз едва не утонула в потоке информации о видах опухолей, лечении и побочных эффектах, но постепенно поднаторела, легко читала медицинские исследования, разбиралась в статистике и подолгу изводила врачей заковыристыми вопросами.

Друзья и соседи не оставляли их: предлагали подвезти, помогали с уборкой, сидели с Рози, приносили еду. Однажды в холодильнике у Лиз скопилось целых три вареных окорока, и она ума не могла приложить, куда их девать.

Лиз засыпала и просыпалась с мыслями о мучающей Рози опухоли. Она больше ничего не планировала, пыталась жить настоящим. После всего случившегося ей не верилось, что у будущего есть шанс.

Останавливаясь перекинуться парой слов с соседями, она ловила себя на том, что завидует их заурядным тревогам и хлопотам. Как бы она хотела выбирать для Рози школу или переживать, что вода опять подорожает. Но она не затаила зла на мир, это было не в ее натуре. Надо быть благодарной за то, что Рози лечат, за человеческое сострадание, говорила она себе.