Владислав Артемов - Император

Встрепенулся старый, глухой домашний кот Козя, прозванный так за серую, жёсткую, как у козла, шерсть. Козя, прозевавший первый миг пробуждения хозяина, ткнулся мордой в бок, мекнул требовательно.

— Погоди, скотина, — равнодушно сказал Виталий Петрович. — Погоди, козлячья твоя рожа.

Виталий Петрович потянулся длинным, жилистым телом, поджал к животу колени, разгоняя кровь, разминая суставы. Сел в кровати, сунул ноги в тапочки, осторожно поднялся, прислушался к организму. Обычно межпозвонковая грыжа сковывала тело накануне перемены погоды на оттепель. Сегодня оттепели не намечалось. Всё было в исправности, можно было начинать новый день. Виталий Петрович встал у окна лицом на восход. Приложил правую ладонь к груди и, медленно шевеля губами, прочитал вполголоса гимн Советского Союза. Несколько раз глубоко поклонился, разминая суставы, треща позвоночником. Это утреннее правило он называл духовной зарядкой.

Кот тыкался лбом в ноги. Виталий Петрович насыпал в лоток горсть корма. Человек он был одинокий, чёрствый, но кота своего любил безмерно.

— Жри, жадная сволочь, — сказал он без всякого выражения. — Чтоб ты сдох.

Козя затрещал сухим кормом. Виталий Петрович направился в ванную. Все дальнейшие действия совершались почти без участия его сознательной воли, по рутинному распорядку. Тело жило как будто само собою, повторяя заученную последовательность движений. Дознаватель долго и тщательно чистил зубы, умывал лицо ледяной водой, громко сморкаясь, отплёвываясь, отфыркиваясь. Затем завтракал вчерашней котлетой, пил свою обычную чашку кофе. У зеркала в прихожей завязал галстук, застегнул пиджак, проверил, на месте ли удостоверение. Затем влез в тёплый полушубок, прихватил пакеты с мусором и вышел из дома. Мозг всё это время привычно совершал бесстрастную, холодную работу.

Дознаватель Муха ежедневно видел смерть, ощупывал тёплые ещё трупы, наблюдал вскрытия в моргах, иногда раскапывал даже могилы и раскрывал гробы. Всё это были чужие смерти, абстрактные, лично его не касались. Каждое утро прочитывал обширную сводку новостей и происшествий, случившихся в стране и в мире за прошедшие сутки. Каждое утро как будто поворачивался калейдоскоп, всё сыпалось в пёструю кучу, перемешивалось. Новый день складывал очередной узор из прежних стекляшек. Узоры были новые, но элементы всё одни и те же — драки, убийства, кражи, грабежи, насилия.

Следователь Муха считал себя высоким профессионалом. Душа человека давно не заключала для него ничего таинственного. Он рылся в чужом подсознании, как часовщик роется в пыльном механизме настенных часов. Любое рассуждение доводил до разумной простоты. Всякая неясность, двусмысленность раздражала его.

В последний же год, занимаясь делом о пропавшей сумке с миллионами, исследуя структуры секты, Виталий Петрович обнаруживал слишком много именно таких неясностей. Действия подозреваемых очевидно были связаны с иррациональным, с мистикой, а порою с откровенной, грубой дьявольщиной.

Пришлось обратиться к соответствующей литературе. Со скептической, снисходительной усмешкой Виталий Петрович заказывал в Исторической библиотеке труды средневековых мистиков. Листая демонскую энциклопедию, находил много знакомых имён. Асмодей — демон похоти и семейных неурядиц. Виталий Петрович узнал, что человек с козлиной головой, изображённый на бланке, подшитом к делу, не кто иной, как Бафомет, а Бельфегор, упомянутый в завещании Шлягера, — демон, соблазняющий людей богатством. С удивлением узнал, что грозный Вельзевул, командующий легионами ада, также является и повелителем мух.

Продолжая дознание, Муха исследовал доводы противоположной стороны. Ознакомился с Евангелием, вник в Деяния апостолов, перечитал Послания. Как детектив и профессионал, как человек тонкий, опытный в своём деле, он скоро понял, что перед ним абсолютно правдивые свидетельские показания очевидцев. Порою несколько наивные, путанные в мелочах, противоречивые в частностях. Но в целом история была реальной. Хотя очевидцы рассказывали о явлениях и вещах невозможных, немыслимых. Но Муха видел и понимал, что они не врали! Это означало, что следует автоматически признать логично вытекающую из этой истории идею о всеобщем воскресении, о жизни вечной, о реальности ада и рая, о посмертном воздаянии. И вот тут-то, когда цепь железных рассуждений подвела его к единственно разумному ответу, Муха смалодушничал. Запретил себе размышлять на опасную тему. В самом главном вопросе рациональный, умный, трезвомыслящий человек поступил, как и большинство из живущих ныне людей, абсолютно иррационально.