Ольга Брейнингер - В Советском Союзе не было аддерола

– Правда? – спросила я.

– Ну конечно, – фыркнула Татьяна, откидывая назад волосы, – конечно. Пятнадцать лет назад, когда я приехала сюда, ко всем нам относились одинаково, как к девушкам легкого поведения. Никто не верил, будто мы приезжаем для того, чтобы строить свою жизнь, чтобы расти самостоятельно, знаешь ли. Тогда русские женщины разъезжались по миру как бросовый брачный материал. Для кого-то это была мечта – такая жизнь. А для некоторых, таких как я, кому пришлось из-за этого оставить свои планы и свои мечты, поскольку никто не воспринимал нас всерьез, – это была беда. Так что чек я подписываю не из жалости. Считай, что эти деньги не для того, чтобы вы с… – она взглянула на нашу брошюрку… – с Ксенией Смирновой изменили мир, а для того, чтобы вы могли перебраться в мир, который не будет заставлять вас самих меняться. Чтобы рядом с вами не было тех, кто мог бы назвать вас девушками легкого поведения. Как это было со мной.

– Спасибо, Татьяна, – начала я, пока она доставала ручку и чековую книжку, – даже не знаю, что…

– Не стоит, – прервала она меня, – этого было достаточно.

Мы вместе вышли из ресторана на улицу и попрощались. Уже подойдя к машине, Миронова обернулась:

– Наряд, кстати, тебе по всему общежитию собирали? Туфли подружка дала?

– Да, – потрясенно выдавила я, – а как вы…

– Да знаю я, знаю, – рассмеялась она, кивнув водителю, открывшему перед ней дверь. – Дочь моей знакомой тоже учится в Колумбии, на факультете журналистики, она мне и рассказала, какой вы там шум подняли. Я, честно сказать, не собиралась с тобой встречаться. Хотела в последний момент вежливо отменить встречу, а потом сделать вид, что забыла про вас. Но потом Саша рассказала, как какие-то девушки готовятся к важной встрече. Фандрайзинг для молодых эмигранток от русской миллионерши. И мне стало немного смешно, что ли, и интересно, решила встретиться и посмотреть. Удачи, Мона, – кивнула она и, не дожидаясь ответа, нырнула вглубь автомобиля.

Я смотрела ей вслед, и, хотя в клатче от Валентино лежал чек на пятьдесят тысяч долларов, меня занимало другое. Что-то изменилось. Меня словно отпустило, словно минутная стрелка вдруг дернулась и пошла вперед, разрешив, наконец, времени снова приходить и уходить. Не то чтобы сказанное Татьяной меня сильно поразило – хотя и поразило тоже. Но я вдруг вздохнула свободно. Я освободилась и могла дышать. И я засмеялась, стоя на тротуаре на площади Колумба, и впервые за долгое время почувствовала себя счастливой. Адам, его мама, его отец, их жизнь и их взгляды и мнения о том, как мне следует жить, перестали сдавливать грудную клетку. Мне было плевать. Это больше не заботило меня. Мне было, черт возьми, всего двадцать пять, я была молода, свободна, впереди было много работы, и первые разрушенные отношения были всего лишь первыми разрушенными отношениями.

– Ну что, – позвонила Смирнова, – что там?

– Получилось, детка! – крикнула я в трубку. – Все получилось!

– Вот это интонация, Лемурчик! Вот это мой Лемурчик. Узнаю тебя наконец-то, вези скорее сюда бабло.

– Везу тебе чек, Смирнова, и выучись уже говорить на приличном языке!

– Туда, где нужно прилично выражаться, я посылаю тебя.

– Fuck you! – радостно крикнула я, и она тоже засмеялась по ту сторону трубки.

Я стояла, улыбаясь, с развевающимися волосами, в чужих туфлях, которые немного натирали мне ногу, вся с головы до ног в чужой одежде, которая непонятно зачем была нужна, но по случайной прихоти судьбы так пригодилась, на углу Восьмой и Пятьдесят девятой улиц и была вдруг бесконечно, головокружительно счастлива. Из озорства я потерла средним пальцем бусины двойной жемчужной нитки. Мне не хватало Адама, мне было одиноко без Адама, но в этот момент я наконец поняла, что навсегда ушла вперед, и это – лучшее, что можно было сделать. Так что я поймала такси, и жизнь пошла – нет, полетела – на взлет.

Похоже, что я застряла здесь на столько, сколько не смогу запомнить.

Разлетается на атомы.

Человек разлетается на атомы.

Человек разлетается на воспоминания.

Человек разлетается на слова.

И ты никогда не знаешь, что из этого вернет тебя к жизни.

То, что ты услышишь.

То, что с тобой произойдет.

То, о чем тебя спросят.

Или о чем не спросят.

Но что однажды заставит тебя вспомнить: ты не просто атомы, мысли, слова и губы, которые их произносят.

Ты не просто речь и голос, слово и все буквы алфавита в ряде уникальных комбинаций.