Ольга Брейнингер - В Советском Союзе не было аддерола

– Я слежу за тобой. Ладно, ты, красавчик, – обратилась она к Максу, – я так понимаю, что ты больше не будешь дымить на моем балконе. Жаль.

– Это твоя соседка? – спросил Макс, когда Ксения ушла.

– Это моя лучшая подруга.

– Она странная. Кажется, очень крутая, но странная.

– Не для меня, – твердо сказала я.

– У тебя черные круги под глазами.

– Плевать.

Мы потанцевали немного, но настроения все равно не было.

– Меня всё бесит, – сказала я. – Выводит из себя. Зачем мы сюда приехали?

– Хочешь, пойдем в комнату Игоря? Там никого нет.

Мы прошли по длинному коридору, заглядывая во все комнаты, там разговаривали другие гости – где парочки, где группы. Дверь в комнату Игоря была плотно закрыта – знак того, что она не входит в зону тусовки. Мы зашли, не включая свет, и сели на диван.

И опять казалось, будто не мы сорок минут целовались на заднем сиденье такси, держась за руки и то и дело смотря друг другу в глаза в поисках ответов на очевидные вопросы. Мы неуверенно начали говорить об общих знакомых, но из-за фальшивости тона и темы разговор быстро угас, а если наши пальцы случайно касались друг друга, оба вздрагивали и отдергивали руки. Макс откинулся на подушку и закрыл глаза. Я придвинулась к нему и крепко обняла за шею.

– Мне очень жаль, что так получается, – спокойно сказал он.

– Мне тоже.

Кто-то открыл дверь в комнату и включил свет. Я приподнялась, щурясь и пытаясь разглядеть, кто это. Донован. Мы с ним вместе брали курс по советской истории в прошлом семестре.

– А, голубки, хорошо проводите время? – с трудом выговорил он, помахав нам бутылкой пива.

– Исчезни, Донован, – сказала я.

Он, ухмыльнувшись, щелкнул выключателем и послушно закрыл дверь.

Говорить было не о чем. Мы продолжали лежать, обнявшись, и Макс целовал мое плечо, и шею, и гладил по волосам.

– Сколько я спала? – спросила я, и голос прозвучал хрипло и странно, как будто кто-то говорил за меня.

– Минут сорок, – ответил Макс, голос у него был тоже сонный. Он продолжал меня обнимать, и я сильнее прижалась к нему. Это чувство опять нахлынуло. Как будто я стою в темноте и не знаю, как сделать следующий шаг, чтобы не провалиться в пропасть. Всё, что я знала, и всё, что я помнила в жизни, казалось далеким и ненадежным, расплывчатым, а в центре всего этого хаоса была я одна и дикий, необъяснимый, парализующий страх.

– Может быть, мы всё неправильно сделали? – спросила я.

– Что ты говоришь?

– Может, мы должны были попробовать?

– Ну, я говорил тебе, – удивленно ответил Макс, и, наверное, он не понимал, почему я снова начинаю, – если ты готова…

– Я не готова, – перебила его я, и он разозлился.

– Конечно, ты не готова. Тебе, like, twenty ты хочешь всё и сразу – и отношения, и диплом из Коламбии, и чтобы все получалось само по себе, раз – и пожалуйста, сделано. Ты как ребенок.

– Я как ребенок?

– Ну не я же.

Я на секунду задумалась: не может ли быть так, что он прав. Сложно было сосредоточиться на этой мысли, потому что у меня дрожали губы и прямо сейчас все опять было мутно и расфокусированно, а вдалеке стоял образ той жизни, которой я должна была жить, но у меня словно не хватало сил. Как будто я хотела сделать гениальный кадр – и забыла протереть объектив.

– Ты, может, спутал? – переспросила я. – Человек, который хочет отношения без обязательств. Человек, который не хочет никому ничего обещать, потому что он не знает, сможет ли свои обещания выполнить. У которого не хватает силы воли даже на то, чтобы попытаться. Это ты мне говоришь, что я ребенок?

С шепота мы перешли почти на крик.

– Да ты посмотри на себя, – продолжал Макс, – ты даже не умеешь справляться с эмоциями. Ты по три раза отменяешь встречи, потому что не можешь понять, что ты чувствуешь и чего ты хочешь. Да даже эта ситуация с раком, ты очень странно с этим всем справлялась, я такого никогда не видел.

– А как я, по-твоему, должна была с этим справляться? Я имею в виду, а ты знаешь, что обычно люди делают в таких ситуациях? Ты много такого видел? Дашь мне совет? Я нарушила твои правила о том, как нужно узнавать о том, что у тебя, возможно, рак?

– Конечно, нарушила, – ответил Макс.

Просто out of spite [20].

– Да пошел ты.

Я включила свет и, постояв немножко с закрытыми глазами, повернулась к Максу. Он лежал, закинув руки за голову, стараясь выглядеть иронично, а выглядел растерянно.

Когда таксист поворачивал на Бродвей, я открыла тиндер и проверила новые сообщения. Пощелкала немного, убрала телефон и откинулась на спинку сиденья. Перед глазами все еще стоял Макс, а в глазах и губах, в пальцах, в венах, везде, где могла бы быть кровь и жизнь, и особенно там, где должно было быть дыхание, – вздымалась, исчезала и снова проявлялась, как плохо стертая пунктирная линия, паника.